Воронья Кость

В глубине души Орм думал, что вся эта затея с жертвенным топором — глупость, но в эту игру вмешался Мартин, что делало её по-настоящему опасной. Если мальчишка по-прежнему верен Клятве, то сейчас он должен узнать всё, находясь на острове Мэн. Если же он пренебрёг Хоскульдом и пошёл своей дорогой, то его ожидает ещё более суровый урок, хотя, Орм ни на миг не сомневался, что этот замечательный мальчик-муж жив.

Затем он поправил себя; Олаф больше не мальчик-муж, он повзрослел. Глупо цепляться за старые воспоминания о мальчишке с разноцветными глазами, который ещё не отвечал за свои поступки. Орм задавался вопросом, верен ли ещё Олаф Клятве, что принёс однажды.

Довольно скоро они узнают об этом.

Такуб зашёлся в хриплом кашле. Орм и не собирался преследовать работорговца, ни вместе с Вороньей Костью, ни без него, но Такуб не догадывался об этом, чем Орм и воспользовался, заключив сделку и заплатив дырявой монетой.

Такуб вздохнул и позвонил в маленький колокольчик. В провонявший шатёр проскользнул человек и вручил Орму свёрток. Орм развернул край материи и обнаружил там старое древко, подбитое с торца чёрным железом. Священное копьё, которое так отчаянно искал Мартин, то самое, что он потерял в степях. Орм кивнул, ему было всё равно, как Такуб заполучил его, и он не спросит его об этом. Всё, что сейчас заботило Орма — послание Мартина, в котором он желал заполучить копьё в обмен на Кровавую секиру, которую тот самоуверенно считал уже найденной. Орм не сомневался, что Мартин всё подстроил так, чтобы все псы перегрызли друг другу глотки, а пока они дерутся, он ускользнёт, прихватив ценную добычу. А если у него всё получится, то, в конце концов, он придёт торговаться с Ормом Убийцей Медведя.

— Дело сделано, и мы оба довольны, — сказал Такуб.

На миг Орм вздрогнул, подумав, что Такуб собирается плюнуть в ладонь и протянуть свою гниющую руку, чтобы скрепить сделку, как это принято у торговцев. Финн подумал то же самое и усмехнулся.

— Не стоит, — сказал он. — Если что-то отвалится, сложно будет отыскать среди всех этих шелков.

— Спи спокойно, — добавил он, когда они повернулись чтобы уйти. — Знай, тебе стоит опасаться не живых, а мёртвых. Тех, кому отрезали яйца, кто погиб из-за того, что ты продал их арабам. Они придут за тобой, Такуб.

У стен Дюффлина, через некоторое время...

Команда Вороньей Кости

Воронья Кость подумал, что побеждённых видно сразу, — они идут не как свободные люди, а еле тащатся, словно трэлли, уставившись в землю.

Он наблюдал, как они медленно проходили мимо, втянув шеи в плечи, заляпанные грязью и кровью, а когда кто-то из них на миг поднимал голову, в глазах стоял стыд.

— Наши земляки, — угрюмо пробормотал Кэтилмунд, расшевелив угли костра, наблюдая за пленными северянами, оказавшихся сейчас у ирландцев в рабстве. Побратимы зашевелились и заворчали; всем было не по нраву смотреть на униженных северян, как заметил Хальфдан.

— Это совсем другие северяне, — ответил Воронья Кость, словно щёлкнул хлыстом. — И тем не менее, они такие же наёмники, как и мы. Такие же воины, как и мы. А мы — Обетное Братство, разбили их наголову и теперь пожинаем плоды победы.

Все молчали, потому что награды оказались неравноценными. Через три дня после битвы все сложили в кучу награбленную добычу, и Воронья Кость расщедрился настолько, что раздал четыре меча, а также вручил Свенке Колышку богато украшенную кольчугу Рагналла; теперь Свенке важно расхаживал в ней, словно петух по навозной куче. Воронья Кость взял кольчугу Волка-Уголька, как и обещал, но она оказалась слишком велика даже Мурроу.

Были и потери — пало восемь побратимов, включая Каупа. Ещё шестнадцать воинов ранены, и один из них тяжело — Ровальд лежал, кашляя кровью. Гьялланди сказал, что брошенное великаном копьё не пробило кольчугу, но в груди Ровальда что-то сломалось. Какая разница, угрюмо подумал Воронья Кость, ведь воины знают, что это было моё собственное копьё.

— Обетное Братство.

Голос, полный чёрной ненависти, прозвучал как рёв дракона, и Вороньей Кости даже не нужно было оборачиваться, чтобы взглянуть кто это.

— Клятва нарушена, — сказал Мар сквозь зубы, шрам на его щеке выглядел как плохо подшитая кайма, потому что Гьялланди не был белошвейкой. — Клятва нарушена, даже согласно вашим языческим обрядам.

— Тот, кто нарушил клятву, заплатит за это, — резко ответил Воронья Кость. — Ты сам принёс мне клятву, Мар. Дважды поклялся, и дважды будешь проклят, если нарушишь её.

Совсем не ко времени это было сказано, подумал Онунд, когда увидел, что глаза Мара вспыхнули, как угли. С другой стороны, их связывало множество клятв, вполне устраивающих исландца, и он увидел, что боги Асгарда и Белый Христос сошлись сейчас лицом к лицу, словно две рычащие стены щитов. Ничего хорошего из этого не выйдет, потому что воинам, в конце концов, придётся делать выбор, на чью сторону встать.