Воронята

Она продолжила осматривать помещение в поисках более многообещающих предметов, а Блю задумалась о том, что ей только что рассказали об отце, и обнаружила, что все равно испытывает к нему совершенно беспричинную нежность. К тому же она с удовольствием услышала, что он был умен.

— Я слышала, как мама сказала Нив, что поиски должны быть примерно такими же, как в онлайне.

— Похоже на правду, — ответила Калла. — Это же всего лишь любопытство. Нельзя сказать, чтобы она была к нему так уж привязана.

— О, не знаю, не знаю, — пропела Персефона.

Блю сразу насторожилась.

— Постой, постой, так ты считаешь, что мама до сих влюблена в… У него было какое-нибудь имя?

— Пупсик, — сказала Калла, а Персефона захихикала, видимо, вспомнив ошалевшую от любви Мору.

— Ни за что не поверю, чтобы мама называла какого-нибудь мужчину пупсиком, — заявила Блю.

— Тем не менее так было. И еще, любовь моя. — Калла взяла пустую миску. На донышке засохла корка, словно когда-то здесь была какая-то густая жидкость. Вроде теста для пудинга. Или крови. — И еще, мой орешек.

Блю стало стыдно за дурацкое поведение матери.

— А вот это ты уже выдумываешь.

Персефона, слегка порозовевшая от сдерживаемого смеха, покачала головой. Несколько локонов уже выбились из пучка, и у нее был такой вид, словно ее краем задел промчавшийся торнадо.

— Увы, нет.

— Но с какой стати кого-то можно назвать…

— Задействуй свое воображение, — посоветовала Калла, повернувшись к Блю и картинно вскинув одну бровь, а Персефона все же расхохоталась.

Блю скрестила руки на груди.

— Ну, конечно…

Ее серьезность заставила родственниц полностью утратить контроль над собой. Покатываясь со смеху, они наперебой перечисляли другие ласкательные прозвища, которые Мора, судя по всему, насочиняла восемнадцать лет назад.

— Да, его звали Баттернат, — выдавила из себя Персефона. — Серый орех.

— Леди, — сурово сказала Блю, — у нас осталось только 45 минут. Калла, потрогай-ка вот это. — Она указала на зеркала. Они казались ей самыми зловещими из всех странных предметов, имевшихся в помещении, что было вполне веским предлогом для того, чтобы заняться ими.

Подавив смешок, Калла подошла к зеркалам. В очевидной бессмысленности их расположения, когда они не отражали ничего, кроме самих себя, было что-то тревожащее.

— Не вставай между ними, — предупредила Персефона.

— Я что, по-твоему, дура? — огрызнулась Калла.

— А почему между ними нельзя вставать? — спросила Блю.

— Кто знает, что она с ними делала. Я вовсе не хочу, чтобы мою душу упрятали в бутылку в каком-нибудь другом измерении или где-нибудь еще. — Калла взялась за край одного из зеркал, внимательно следя за тем, чтобы оставаться вне поля зрения второго. Потом, нахмурившись, протянула руку назад. Блю с готовностью подала свою руку, и Калла, не оглядываясь, стиснула ее пальцы.

Следующие две-три секунды было слышно лишь жужжание насекомых за окном.

— Наша крошка Нив, оказывается, полна честолюбия, — пророкотала в конце концов Калла, крепче стискивая и пальцы Блю, и раму зеркала. — И нынешней славы для нее, по-видимому, мало. Быть телезвездой все равно что не быть никем.

— Хватит ехидничать, Калла, — перебила ее Персефона. — Лучше расскажи, что ты видишь.

— Я вижу, как она вон в той черной маске стоит между зеркалами. Должно быть, я вижу ее еще там, откуда она пришла, потому что зеркал четыре. Два других больше, чем эти, и стоят позади их. Я вижу ее во всех четырех зеркалах, в каждом отражении она носит маску, но выглядит везде по-разному. В одном она худощавее. В другом одета в черное. Еще в одном кожа у нее какая-то не такая. Не могу понять, что они… Вероятности, пожалуй. — Калла умолкла. Блю представила себе четырех разных Нив, и ее передернуло от легкого озноба. — Дай-ка мне маску. Нет, Блю, ты стой на месте. Персефона…

Персефона осторожно взяла маску и подала ее Калле. Снова последовала пауза, во время которой она считывала предмет, стиснув пальцы так, что костяшки побелели.

— Она купила ее, когда была разочарована, — сказала Калла. — Наверное, плохой рецензией на какую-то из ее книг. Или ее телешоу? Нет. Она посмотрела статистику для одного или другого, и она-то ее разочаровала. Я определенно вижу цифры, именно о них она и думала, когда покупала вот это. И все сравнивала себя с Лилой Полотски.

— А это еще кто? — спросила Блю.

— Экстрасенс, еще знаменитее, чем Нив, — ответила Калла.

— Я и не думала, что такое возможно, — призналась Блю. Действительно, кто еще из экстрасенсов мог в этом недоверчивом мире иметь больше славы, чем обладательница собственного телешоу и четырех опубликованных книг?

— О, еще как возможно, — сказала Калла. — Спроси Персефону.

— Ничего не могу сказать, — ответила Персефона. Блю не поняла, что она имела в виду: возможность стать знаменитостью или просто наотрез отказалась отвечать на вопрос.

Калла вернулась к своему рассказу.

— Так или иначе наша Нив решила поездить по свету и заработать еще немного уважения. А эта маска помогает ей видеть все это воочию.

— Но как это связано с тем, что она поселилась у нас? — спросила Блю.