Под лиственным покровом было еще темнее, чем на лугу. Между поваленными деревьями сгущались черные тени, а стволы были окрашены в цвета шоколада, древесного угля или переливались разводами темного оникса.
— Ноа! — шепотом позвал Ганси. — Ноа, куда ты идешь?
— Я никуда не иду, — донесся сзади ответ Ноа.
Адам резко развернулся, не выпуская руку Блю, но за его спиной никого не оказалось, лишь ветки покачивались на легком ветерке.
— Что ты видел? — спросил Ганси. Когда Адам обернулся, Ноа стоял прямо перед Ганси.
— Ничего.
— Куда мы все-таки идем? — поинтересовался Ронан, расплывчатая черная тень, находившаяся в нескольких ярдах.
Ганси глядел по сторонам, пытаясь отыскать ручей, вдоль которого они шли в первый раз.
— Думаю, вернемся обратно. Для того чтобы эксперимент был верным, нужно точно воссоздать все условия, согласны? Хотя ручеек стал мельче. Его труднее разглядеть. Это же было недалеко, да?
Через несколько минут пути вдоль русла мелкого ручейка им стало ясно, что их окружает незнакомый пейзаж. Все деревья были хотя и высокими, но тонкими и изогнутыми, словно их постоянно терзали сильные ветры. Из тощей земли торчали верхушки громадных валунов. И никаких признаков ручья, озера, дурманного дерева.
— Мы сбились с пути, — сказал Ганси.
Он произнес это мрачным, но обвиняющим тоном, как будто лес нарочно увел их в сторону.
— И еще, — воскликнула Блю и указала, выпустив руку Адама, — вы на деревья обратили внимание?
Адам не сразу понял, о чем она говорила. Среди листьев на ветках было немало желтых, но желтизна была не весенней, а осенней. А по большей части листва имела тусклую красно-зеленую раскраску, как в середине осени. А лежавшая под ногами в основном бурая подстилка из опавших листьев, убитых ранними заморозками, пестрела оранжевыми пятнами, хотя до зимы было еще очень далеко.
Адама раздирали на части восторг и настороженность.
— Ганси, — позвал он. — Сколько времени на твоих?
Ганси вывернул запястье.
— Двадцать семь минут шестого. Секундная стрелка движется.
Меньше чем за час они прошли через два времени года. Адам нашел глазами взгляд Блю. Она лишь покачала головой. А что еще она могла сделать?
— Ганси! — крикнул Ноа. — Здесь что-то написано!
Ноа стоял за скальным выступом перед большим, высотой ему до подбородка, камнем правильной прямоугольной формы. Его плоскость была покрыта трещинами и выбоинами, разбегавшимися наподобие тех черт, которыми Ганси изображал в своих записях силовые линии. Ноа указал на несколько десятков слов, написанных в нижней части камня. Неведомые чернила лежали неровным слоем и местами выцвели: кое-где буквы были черными, кое-где — темно-фиолетовыми.
— Что это за язык? — спросила Блю.
— Латынь, — в один голос ответили Адам и Ронан.
Ронан присел на корточки перед камнем.
— Что там написано? — спросил Ганси.
Ронан быстро водил взглядом вдоль строчек. Потом неожиданно ухмыльнулся.
— Это шутка. Ее первая часть. Совершенно дурацкая латынь.
— Шутка? — эхом повторил Ганси. — И какая же?
— Она вряд ли тебе понравится.
Надпись на латыни была очень непростой, и Адам вскоре отказался от попыток прочитать ее. Однако в этих буквах имелось что-то такое, что его тревожило. Он никак не мог решиться прикоснуться к ним пальцем. Сама их форма…
— С какой стати здесь, на первом попавшемся камне, может быть записана какая-то шутка?
Ронан вдруг посерьезнел. Он водил пальцем по надписи, прослеживая очертания букв. Его грудь вздымалась и опускалась, вздымалась и опускалась.
— Ронан… — позвал его Ганси.
— Это шутка, — повторил в конце концов Ронан, — на тот случай, если я не узнаю своего собственного почерка.
Вот что, понял Адам, встревожило его в этой надписи. Теперь, когда ему прямо указали, он тоже узнал почерк Ронана. И эта надпись, намалеванная на валуне какой-то загадочной краской, местами выцветшая и полустертая непогодой, не влезала ни в какие рамки.
— Ничего не понимаю, — сказал Ронан, продолжая вновь и вновь водить пальцем по буквам. Он был заметно потрясен.
Ганси взял себя в руки. Он терпеть не мог видеть кого-нибудь из своих соратников удрученным. Твердым голосом, как будто был уверен в себе, как будто делал доклад по всемирной истории, он произнес:
— Мы уже имели случай видеть, как силовые линии играют со временем. И сейчас видим по моим часам. Оно пластично. Ронан, ты еще не бывал здесь, но это не значит, что ты не придешь сюда позже. Через несколько минут. Дней, лет. И оставишь сам себе шутливую запись, чтобы потом сам поверил, что был здесь. Зная, что, может быть, время сложится так, что ты найдешь эту записку.
«Ну, молодец, Ганси!» — подумал Адам. Ганси придумал этот экспромт, чтобы успокоить Ронана, но и у Адама на душе тоже полегчало. Они были исследователями, антропологами исторической магии. Ведь они именно к этому стремились.