Воронята

— Похоже на то. А может быть, просто палка. — Адам продемонстрировал древнеримскую монету. Блю взяла ее и краем поскребла многовековую пыль, покрывавшую крошечную каменную собачку. У собачки не хватало задней ноги, на месте излома камень был заметно светлее шершавой поверхности.

— У нее голодный вид, — заметила Блю. Стилизованная собачка напомнила ей о врезанной в склон холма вороне со вскинутой головой и вытянутым туловищем.

Адам поднял камень с дыркой и посмотрел сквозь нее на Блю. Камень полностью скрывал остатки почти сошедшего ушиба.

Блю нашла такой же камешек и посмотрела сквозь него на Адама. Закатное солнце окрашивало его щеку в красный свет.

— Почему они оказались в этом ящике?

— Эти дырки проделала вода, — ответил Адам. — Морская. А нашли мы их в горах. Вроде бы он говорил, что они очень похожи на другие камни, которые он нашел в Англии. — Он продолжал рассматривать Блю через отверстие, и камень походил на странного вида монокль или увеличительное стекло. Блю увидела, как дернулся его кадык, а потом он протянул руку и прикоснулся к ее лицу.

— А ты красивая, — сказал он.

— Это все камень, — поспешно ответила она. Ее кожа словно горела; пальцы Адама касались самого уголка ее губ. — Все равно очень приятно слышать.

Адам осторожно взял камень из ее руки и положил на половицу между ними. Потом пропустил между пальцами прядку волос Блю.

— Моя мать любит говорить: никогда не делай комплиментов задарма, — сказал он, глядя на нее очень честными глазами. — Но этот, Блю, не будет стоить тебе ничегошеньки.

Блю, не глядя на Адама, теребила пальцами краешек подола.

— Даже и не знаю, что отвечать, когда ты говоришь такие вещи.

— Можешь, например, сказать, что хотела бы услышать что-нибудь еще.

Блю чуть ли не раздирало между желанием действительно подбодрить его и опасением, что подобные разговоры могут завести не туда.

— Мне нравится, когда ты говоришь такие вещи.

— Но?.. — вопросительным тоном добавил Адам.

— Я не говорила «но».

— Зато подразумевала. Я слышал.

Она посмотрела на его лицо — хрупкое и немного странноватое из-за ушиба. «В нем легко заподозрить смущение или неуверенность, — думала она, — но на самом деле он не такой. Ноа был таким. А вот Адам просто молчаливый. Но не потому, что ему не хватает слов, а потому, что присматривается к миру».

Правда, оттого, что она понимала это, ей было нисколько не легче ответить на вопрос: стоит ли говорить ему о той опасности, которая скрывается за поцелуем? С Ганси было гораздо легче, она просто сообщила об этом как бы между делом. Но ей меньше всего на свете хотелось сразу после настоящего знакомства отпугнуть Адама всякими громкими словами вроде «настоящей любви». Но если она ничего не скажет, то ему может взбрести в голову попытаться поцеловать ее, и тогда они оба могут влипнуть в неприятности.

— Мне нравится слушать от тебя такие вещи, но… но я боюсь, что ты полезешь целоваться, — призналась Блю. Ей сразу же показалось, что избранный ею путь никуда не годится. Когда он промолчал, она поспешно добавила: — Мы ведь совсем недавно познакомились. И я… я… я очень молодая.

Если она и намеревалась рассказать Адаму о предсказании, то уже к середине фразы утратила эту решимость, и все же она не могла понять, какая именно часть ее существа считала, что лучше было бы сознаться, чем так вот блеять. «Я очень молодая». Она поморщилась.

— По-моему… — Адам сделал паузу, чтобы подобрать слова, — это очень благоразумно.

Именно это слово Нив выбрала для Блю несколько недель назад. Она и в самом деле была благоразумна. Это ее раздражало. Ей казалось, что она из кожи выворачивается, чтобы выглядеть как можно эксцентричнее, и все же, когда доходило до дела, оказывалась благоразумной.

В комнате раздались приближающиеся шаги. Адам и Блю вскинули головы. Это был Ронан; он что-то нес под прижатой к груди согнутой рукой. Он очень осторожно опустился на пол, скрестив ноги, и тяжело вздохнул, будто только участвовал в продолжительном, полностью измотавшем его разговоре. На сердце Блю полегчало, однако в то же время она была немного разочарована тем, что его присутствие полностью исключало продолжение разговора о поцелуях.

— Хочешь подержать? — спросил Ронан.

Только тут Блю поняла, что Ронан принес живое существо. В первый момент она утратила дар речи от странной иронии ситуации — «вороненок» на самом деле держит у себя птенца ворона. Но тут же сообразила, что если промолчит, Ронан подумает, что она этого не хочет.

— Что ты делаешь? — спросила она, увидев, что Ронан отодвигает руку. — Я хочу.