Вороний остров

В течение последующих дней и недель она добавляла на стены все новые и новые имена: врачей, с которыми она работала, молодых матерей, с которыми общалась, друзей со времен колледжа, нескольких человек, с которыми когда-то крепко поссорилась. Она даже написала Даниэль в верхней части отдельного листа бумаги и имена других мужчин, с которыми спала до Гарета, пытаясь вспомнить про каждого что-то такое, что заставило бы ее подумать о них еще раз, но ничего такого ей на ум не приходило. На одной из последних карточек она написала имя отца: хотя он умер более двух лет назад и было трудно представить, как он мог быть связан с текущими событиями, всегда оставался вариант того, что кто-то из арестованных им преступников жаждет мести.

Хотя некоторых из списка можно было назвать подозреваемыми с большой натяжкой, Ребекка добросовестно перечислила под каждым именем то, что ее связывает с этим человеком, указала значительные или памятные события, которые могли иметь хоть какое-то отношение к тому, что случилось с ней на острове. Особенно она старалась вспомнить те случаи, когда с этими людьми взаимодействовали одновременно и она, и Джонни. Конечно, первыми приходили на ум Гарет и Ноэлла, возможно Кирсти, но Ребекка изо всех сил пытался оживить в памяти и других их общих с Джонни знакомых. В принципе было разумно предположить, что Лима хотел убить их из-за того, что Ребекка и ее брат сделали вместе.

После нескольких недель бесконечного сопоставления и блуждания по дебрям прошлого Ребекка выделила пять имен. Первыми тремя оказались самые близкие: Гарет из-за электронного письма Стелзику и романа с женщиной, личность которой Ребекка так и не выяснила. Ноэлла, потому что она отзывалась о Гарете как о красивом, уверенном в себе и привлекательном мужчине и еще из-за того странного последнего телефонного звонка из леса, когда Ноэлла замолчала, прежде чем отключиться, сразу после того, как Ребекка сообщила ей, что они с Джонни находятся на Вороньем острове. Ну а третьим был Джонни. Всей душой она старалась верить, что ее брат не имел никакого отношения к происшедшему, но постоянно всплывали вопросы, на которые она не могла ответить и наличия которых не могла отрицать: куда Джонни исчез после того, как Ребекка упала в овраг, почему он неправильно указал последний день сезона, почему в тот момент, когда они с Ребеккой стояли на песчаном склоне под дулом пистолета, Джонни проговорил, что во всем виноват он один.

Четвертое имя на стене стало еще одной причиной, по которой она не могла вычеркнуть своего брата из списка: Кирсти Коэн. Карточку с ее именем и карточку с именем Джонни соединяла бечевка, к которой крепился еще один лист бумаги. И на нем было одно-единственное имя: Луиза. Женщина, с которой встречался Джонни, женщина, о которой они с Ребеккой говорили на пароме. Ребекка вспомнила, что каждое слово о Луизе из Джонни приходилось, что называется, клещами тянуть. В принципе для ее брата такая скрытность во всем, что касалось его личной жизни, была обычной. Он не любил говорить о своих встречах с женщинами, пока ему не казалось, что такие отношения могут перерасти в нечто серьезное.

У Джонни с Луизой до серьезных отношений не дошло.

Ребекка никогда не встречалась с Луизой и ничего о ней не знала, даже ее фамилии. Не знала она и того, почему эта женщина решила, что больше не хочет видеться с Джонни. А поскольку Джонни с Луизой познакомила Кирсти, то на листе под связующей их нитью появились вопросительные знаки.

Впрочем, в последнее время взгляд Ребекки чаще всего был прикован к пятому имени, которое она добавила намного позже других. Однажды ночью она проснулась, не в силах согреться, ливень стучал в окна общежития, и она снова в который раз начала задавать себе вопрос «Почему?». И именно тогда она поняла, что кое о ком забыла.

О своей матери.

Ребекка ничего о ней не знала, едва помнила, как та выглядела, но не хотела сбрасывать эту кандидатуру со счетов. Ей трудно было поверить в то, что случившееся было вызвано действиями Джонни – человека, которого Ребекка знала всю свою жизнь и которому доверяла. Не логичнее ли предположить, что все произошло из-за той, которая могла легко и просто бросить троих маленьких детей? «Открытки с соболезнованиями не в счет», – горько констатировала Ребекка, вспоминая корреспонденцию, пришедшую после смерти Майка и ее отца.

Она не могла себе представить, как и где жизненный путь ее матери пересекся с ее жизнью и жизнью Джонни, не говоря уже о том, почему кто-то хочет их смерти из-за этих возможных пересечений. Но из всех людей, имена которых она вывесила на стены коридора общежития, она меньше всего знала о своей матери. Соответственно, ничто не мешало ей строить самые дикие теории.

Для Ребекки Фиона Кэмбервелл оставалась колоссальным «белым пятном».

Зимнее утро на нью-йоркском причале