Вороний остров

В прошлой жизни он бы уже два или даже три часа был на службе. С самых первых дней своей карьеры детектива он любил приходить на работу пораньше. Чем раньше придешь, тем дольше сможешь поработать в относительной тишине, а тишина всегда помогала ему сосредоточиться. Иногда расследование так захватывало его, что он с головой погружался в документы, а когда спохватывался, на часах был уже полдень.

Но эти дни миновали.

Трэвис встал с постели и подошел к зеркалу. С утра ныло плечо. Он попробовал его размять, но тут же почувствовал ломоту в бедре. «Не обращай внимания, – сказал он отражению шестидесятилетнего мужчины в зеркале, – в нашем возрасте это нормально». За последнюю пару месяцев щеки его заметно округлились, на животе явно наметились кое-какие излишки. Волосы Трэвиса и борода оставались темными, но чем гуще он позволял своей бороде расти, тем больше седины в ней проглядывало. Однако самая большая разница между Трэвисом прежним и нынешним трудно поддавалась определению. Если бы Трэвис-детектив допрашивал Трэвиса-пенсионера, он пришел бы к выводу, что перед ним находится человек, которого постигла тяжелая утрата.

Словно бы он потерял кого-то очень близкого, а возможно – себя.

– Папа!

Он оторвал взгляд от зеркала. Габи стояла, прислонившись к дверному косяку, и хмурилась. Он понял, что дочь уже довольно долго наблюдает за ним.

– Доброе утро, дорогая! – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал бодро.

– Ты в порядке, папа?

– Все отлично. Как у тебя дела?

Габи пожала плечами.

Она была одета в старый халат Трэвиса, в котором буквально утопала, волосы у нее были влажными после душа. Высокая блондинка двадцати одного года от роду, до ужаса похожая на мать… И только улыбка у нее была Трэвиса. Наверное, поэтому ему всегда нравилось смешить Габи. Когда она смеялась, ее лицо полностью менялось и ничто в нем уже напоминала ему о Наоми и о тех бесчисленных способах, которыми бывшая жена Трэвиса старалась испортить ему жизнь после развода.