Воронка

После чаю с тортом и воспоминаний Славяна ощутила неимоверную усталость. Глаза просто слипались, видимо, давление упало. Или поднялось. Ожегова понятия не имела чем различаются эти два состояния, поскольку неурядиц с давлением в ее скромном списке физических недомоганий не было. Ну, значит, прибавится! Сейчас только восемь вечера, а она с ног валится. И голова закружилась, и ноги похолодели. Актриса заметно побледнела. Верочка обеспокоенно взяла ее за руку, посчитала слабый старческий пульс, заботливо помогла прилечь на диван. А когда старая актриса уснула, деловито прочесала все ящики и комоды в поисках паспорта и документов на квартиру. Среди старых бумаг ей попался рулон ватмана. Заглянув туда, Вероника подняла дугой черные шелковистые брови:

— Чего это? Схема водопровода Гродина на случай ядерной войны? Интересно. Надо будет Игорю показать…

Перед уходом девушка со светлыми волосами еще раз подошла к старушке. Лицо на подушке было таким белым, что Ника испугалась, стала снова искать пульс.

— Нет, — твердила она, — нет, не может быть! Это всего-навсего меланиум, от него не умирают… Не умирают… Он обещал… Господи, она умерла!

Глава 3. Оставьте меня в покое!

Она появилась на кухне: волосы собраны на затылке, лицо гладкое, совсем не китайское, а очень даже милое. Села за стол, придвинула чашку кофе, потянулась к сигарете.

— Как спалось? — довольно глупо спросил Паша, угодливо протягивая ей огонь.

— Хорошо…

Паша ждал удобного момента, чтобы сказать, что ему, дескать, надо уходить и он с удовольствием проводит ее до остановки. Все равно за бутылкой идти! Однако, девушка все сидела и сидела над чашкой, не притрагиваясь к кофе. Вот уже и сигарета обратилась в смятый на дне пепельницы бычок и была зажжена другая…

— Вы не спешите? — неожиданно для себя самого ляпнул хозяин.

Девушка вздрогнула и подняла на него глаза. К своему изумлению Паша обнаружил в этих карих глазах выражение, какое чаще можно было наблюдать у героинь триллеров типа «Крик» или «Рассвет мертвецов». Это было выражение настоящего, неприкрытого, откровенного ужаса. Чем же он так напугал свою знакомую?

— Я… мне некуда спешить. Можно я еще тут побуду?

— Ты из дома убежала? — В голосе Павла зазвенело легкое раздражение. — А мама волноваться не будет?

Девушка снова опустила глаза. Потом вдруг сказала:

— Я могу заплатить. Мне надо на время спрятаться.

А вот этого Паша и вовсе не любил! В таких вот фразочках многое упрятать можно: и желание придать себе немного криминальной таинственности, и спекуляцию на сочувствии, и ловушку для идиота, вдруг возомнившего себя Ланселотом.

— Если у тебя проблемы — иди в милицию, — посоветовал он мрачно. — Извини.

Она вновь посмотрела на него с тем же самым выражением и вдруг заговорила сумбурно, неубедительно, пытаясь в двух словах рассказать какую-то путаную историю:

— Я все понимаю, у меня нет иллюзий. Мне придется вернуться, все равно ведь найдет… И нет никакого выбора. Ох, проснуться бы и начать все заново! Просто жить, просто по улицам ходить…

По мере развития «сюжета» Паша чувствовал как нарастает в груди раздражение, а в голове тягучая боль. Девушка уже представлялась ему яркой представительницей породы отпетых грузчиц. Встречались ему такие еще во времена службы. Грузчицы чаще всего прикрывали немыслимыми и намеренно запутанными речами свои реальные интересы. Одна такая была воровкой, другая — мошенницей. Но попадались и совсем туманные экземпляры — наркоманки или дурные от скуки жены богатых мужей. Вот именно к последнему типу и отнес Паша свою новую знакомую.

А она все говорила, нервно помахивая рукой с потухшей сигаретой:

— …И мне даже не страшно, а только муторно от всего этого! Я лучше всех понимаю, как это происходит… Просто ты слушаешь его, вроде бы знаешь, что он тебя за нос водит, а потом — хоп! Ты уже полностью с ним согласен, делаешь, что он говорит и хочешь только, чтобы он еще…

— Погоди, — перебил ее Паша. Он уже допил свой кофе и теперь во рту высыхал вкус дешевой растворимой бурды, сладкий и горелый. Этот вкус надо было смыть чем-нибудь более горячим. Он равнодушно сказал: — Мне нет никакого дела до всех этих подробностей. Пойди к своим друзьям — подругам, отсидись у них. Я здесь не при чем. У меня своя жизнь.

И тут, к вящему раздражению жаждущего Пашки, зазвонил дверной звонок. Он сразу решил, что это Ежевика и пришла она, как всегда, со своим любопытством и тарелкой горячих пирожков. Визиты подруги детства всегда сопровождались ненужной болтовней и бессмысленными выводами. Сам Паша, вполне искренне любя Вику Ежову, предпочел бы держаться от нее подальше. Предпочел бы держаться подальше от всех, с кем был знаком «до».