Воронка времени

– Ты хочешь сказать, что только в нашей реальности мы могли посетить Флоренцию и познакомиться с Пьеро и Филлипино Липпи?

– Да, хотя наверное существуют и другие, где они с нами не познакомились и там события могли протекать по-другому, но мы о них практически не можем знать…

– Это замкнутый круг какой-то! Мы не можем ничего узнать кроме того, что можем узнать, – расстроилась Дашка.

– Не совсем так. Я думаю, это скорее воронка. Воронка Времени. Чем дальше вниз, тем она уже, но каждое наше действие предоставляет возможности для множества последствий, поэтому вверху, в будущем, она безгранична, – сказал Кеша.

– Но из этого безграничного будущего мы не знаем ничего, а если и узнаем, то тоже только лишь то, что случится в нашей реальности, – задумчиво возразила Оля.

– М-да-а-а. Не весёлая картинка, – грустно заключил Равиль.

– А тебе хотелось бы знать всё? – спросила Умка, – мне и моей реальности хватает.

– Х-м-м-м. Мне кажется, мне стал яснее принцип неопределённости Гейзенберга, – проболтал Женя.

– Ты это о чём? – переспросил его Кеша.

– Да я тут недавно попытался квантовую механику почитать… – ответил смущённо Женя.

– Ну ты даёшь! – восхитилась Даша.

– Ну и как? Головка бо-бо? – с ехидцей спросил Равиль.

– Честно говоря, да. Там всё так сложно, запутано. Но интересно!.. Так вот там, среди многих непонятностей, есть и принцип неопределённости.

– Так что же гласит этот принцип? – спросила нетерпеливо Умка. Она уже наелась и ей хотелось поскорее выйти из корабля.

– Что невозможно измерить точно местонахождение и скорость элементарной частицы, ведь когда мы начинаем измерять, мы воздействуем на неё, тем самым меняя её свойства. Так и с будущим. Любое наше действие меняет будущее, хотим мы того или нет.

– Над этим надо подумать… А ты, Женя, оказывается, не только компьютеры разбираешь, – сказала Оля.

– Ой, кажется поняла. Спасибо, Женя, – воскликнула Даша.

– Поняла, так нам объясни, – продолжал ёрничать Равиль.

– Я, как Женя, не могу. Я по-другому, образами. Вот для меня получается так. Мы действуем каждую секунду, и наши решения – это как рельсы. А мы в виде поезда.

Или, скорее, путеукладчика. Я его в кино видела. Представляете, чистое безграничное поле. По полю идёт путеукладчик. Это такой поезд с краном. Поезд едет по проложенным рельсам, а сам постоянно с помощью крана укладывает впереди себя новые рельсы. Так он и движется, оставляя после себя железную дорогу.

– Ну и что? – не поняла Умка.

– А то, что эта железная дорога и есть наша реальность. И мы можем двигаться только по ней. А ведь вокруг бескрайнее поле…

– Ну вы туте Женей и замутили… – сказал недовольно Кеша.

– Подождите, подождите, мы отвлеклись и так и не ответили Бурульке. А ведь он хотел что-то уточнить. Ведь так? – остановила дальнейшие разговоры Оля.

– Да, у меня было пару вопросов. Первый относится к словам Даши. Она сказала, что мы направляемся в эпоху Возрождения. Возрождения отчего?

– Даш, ты ляпнула, тебе и карты в руки, – Рав с любопытством поглядел на смутившуюся Дашку.

– Так называют это время… Точно не знаю, никогда не задумывалась. Может, от инквизиции?

– Не думаю, что это правильный ответ, – засомневалась Ольга. – Во-первых, хотя сама по себе святая инквизиция уже существовала, но в Италии она достигнет расцвета гораздо позже. Лишь в шестнадцатом веке. Насколько я помню, Джордано Бруно сожгли именно в 1600 году. И суд инквизиции над Галилеем был гораздо позже. Да, инквизиция уже была, но она была больше характерна для Испании.

– А что такое инквизиция? – продолжал допытываться инопланетянин.

– Понимаешь, в истории человечества есть и не очень приятные моменты. Это один из них. Насколько я помню, в десятом-одиннадцатом веке начались крестовые походы и священные войны. Христиане, чья религия была главной на территории Европы, боролись тогда с мусульманами, у которых было большее влияние на страны Африки и Азии. Как всегда во время войн, тогда же стали бороться со всяким проявлением искажения «правильной» веры. Для этого были организованы специальные церковные комиссии – инквизиции. Именно они рассматривали дело против данного грешника, то есть если человек не верил так как положено или не верил вообще в существующую доктрину, то его признавали еретиком. И таких отлучали от церкви, за чем, зачастую, следовало либо изгнание или изоляция, либо, в особых случаях, казнь. Конечно, это проводилось из лучших побуждений, чтобы вернуть «заблудшую овцу» в лоно церкви и ко спасению его души, но в реальности это приводило к истреблению инакомыслящих.

– Дорога в ад выложена благими пожеланиями! – глубокомысленно сказал Кеша. – Так сказал Данте Алигьери, великий поэт, кстати, живший тоже во Флоренции.

– Хорошо сказано… А мы можем его тоже встретить сейчас? – поинтересовалась Умка.

– Нет. Сейчас нет. Он жил на полтора века раньше. Но его чтут и помнят во всём мире, и, конечно же, во Флоренции.

– Оль, а Оль, получается, инквизиция играла своего рода роль естественного отбора среди людей? – спросил вдруг Равиль.