— А ты разве не слышала? — Кузнец обернулся ко мне с вопросом, а я лишь пожала плечами. — Ночью пожар был. Кто-то поджёг избу Томиры. — Я сдавленно ахнула, а кузнец все тем же глухим голосом продолжил: — Пламя даже отсюда видно было, так полыхало! Старейшина сразу отправился туда, помочь потушить и выяснить, что к чему.
— Никто не пострадал?
— Нет. Они все успели выбраться. Томира, муж ее и двое младших детей. Тихон, брат мой, ходил туда. Сказал, народу набежало тьма, все соседи и ещё половина села. Стояли и смотрели, а помогать воду таскать никто не хотел. Только под утро потушить смогли, когда уже всё само догорело. — Бушуй глянул на меня и без особого интереса спросил: — Как это ты не слышала, Огнеслава? Гремело прилично, когда крыша рухнула. Аж здесь слышно было.
— Наверно, быстро заснула. А нашли, кто поджёг?
— Не знаю. Коли никто сам не признается, и не найдут. Но это не я и не по моей указке. — Кузнец мрачно усмехнулся и приподнял брови. — Не ты ведь?
— Я?..
Опешив, я округлила глаза, а мужчина снова стал серьезным и отстраненным.
— Знаю, что не ты. Не смогла бы. А вот я… Признаться, уже подумывал об этом. Но кто-то, видно, опередил.
— Ты ведь не всерьез? Томира не колдунья.
— Откуда знаешь? То, что сказал Доброгост… — Бушуй тяжело вздохнул, мельком глянул на меня и уронил голову. — Ладно тебе, Огниша, это просто злоба во мне не успокоилась. Тоже не хватило бы духу.
В смятении я отвела взгляд. Кроме тонкого светлого силуэта матушки, не за что было больше зацепиться. Она ворочала пепел и угли палкой. Наверно, просто тянула время, ведь и без того долго простояла там.
Внутри все грызлась вина. Липкая и ужасающая. Хотелось снова забыть о ней хоть ненадолго, как забыла вчера посреди черного леса и сияния болотных огней. Пользы в ней не было, и смысла тоже. Но я знала, что ещё долго стану проживать одни и те же моменты в долгие, муторные бессонные часы. Представлять, что было бы, поступи я по-другому. Ковырять незаживающую рану…
От мыслей меня отвлекло какое-то движение на самом краю поля зрения. Я оглядела двор и кузницу внимательнее. Ничего. Опять посмотрела вперёд — и вот оно, снова. Что-то явно было там. Что-то, что я никак не могла разглядеть. Нечеткий силуэт вился у входа в кузницу, но стоило попытаться глянуть на него в упор — пропадал.
— Кузнец, — я растерянно указала на постройку. — Видишь там что-то?
Он долго приглядывался к кузнице, сощурившись, но в конце концов покачал головой.
— О чем это ты?
— Сама не пойму. — В голову вдруг пришла неизвестно откуда взявшаяся мысль. — А вы подкладов не находили?
— Нет. Под крыльцом искали, и в подполе, и в сарае.
— А в кузнице?
— Да с чего б… — хотел было возразить Бушуй, но осекся. Задумался.
Мы оба поднялись и пошли к кузнице. Я старалась глядеть боком, чтобы понять, движется ли то темное нечто и что оно будет делать при нашем приближении. Оно двигалось. Заметалось у порога, а потом вдруг скрылось из вида за углом.
Пока ни одной догадки не было, что это такое, но по спине пробежал противный холодок. Знакомое ощущение.
Кузница представляла собой хлипкую постройку из жердей и глины — чтобы в случае пожара не жалко было. Я опустилась на колени у порога, провела рукой по вытоптанной земле снаружи и внутри. Если и был подклад, то искать его следовало здесь.
— Раскопать бы.
Бушуй молча достал лопату. Копнул всего дважды в том месте, куда я указала, и лицо его помрачнело.
— Не слышал прежде, чтоб под кузню закапывали. Зачем бы?
Он быстро откидывал землю в сторону, и скоро стала видна грязная ткань мешка. Бушуй подцепил его вилами и вытянул наружу. Из прорех показалась солома, а внутри явно угадывались очертания черепа.
По телу снова побежали мурашки. Я нащупала на груди серебряный оберег, Символ Рода, и крепко сжала.
— Зачем?.. Думаю, хотели навести проклятие не просто на избу или любого из семьи, а именно на одного из вас. На тебя или твоих братьев, — предположила я. — А Млад… заходил в кузницу?
Бушуй угрюмо кивнул.
— И Зоряна заходила, — припомнила я следом. Сама посылала ее за углем для отвара. — Вот и прицепилось…
— Но почему к ним-то? Мы ведь с братьями каждый день тут работаем.
— К детям быстро порча цепляется. А ещё к больным и слабым, и тем, кто горе переживает. Так говорят.
Бушуй потыкал подклад вилами, сплюнул через плечо и поднял хмурый взгляд на меня.
— Как ты поняла, что он там? Ни в жизнь бы не подумал.
Что ему было ответить? Мне бы самой кто разъяснил.
— Да как-то само собой в голову пришло… Бушуй, надо тебе мешок этот сжечь, а остатки закопать на перекрестке. И пусть вся родня в бане хорошенько вымоется с солёной водой, чтобы сглаз снять.
— Откуда… — с вопросом приподнял брови мужчина, но договорить не успел.
За спиной послышались тихие медленные шаги. Обернувшись, мы увидели матушку. Она была мрачной и уставшей. Тени залегли под глазами, ввалившиеся щеки совсем побледнели. Пальцы почернели от углей, а кожу до локтей покрывали хлопья серого пепла. Она прижимала к груди глиняный сосуд с прахом, будто младенца.