Читаем Ворошилов полностью

За окном тем временем менялась природа. За рекой Сухоной пошли леса, леса необозримые, непривычные тому, кто родился и прожил молодость на юге. Все меньше населенных пунктов, кругом сосны, ели. Вскоре лес сплошной стеной подступил к дороге, и поезд двигался между Шпалерами высоких и стройных еловых деревьев. Жутко становилось при мысли о том, что на сотни верст простирается эта безмолвная, безлюдная лесная чаща. Ближе к Архангельску железнодорожный путь просек великолепные строевые леса, потом спустился в низины, и по сторонам пошли засыпанные снегом болота.

В Архангельск этап из 81 человека, в который входил и Ворошилов, прибыл 15 ноября 1907 года. Северная Двина уже давно скована льдом. Запомнились Ворошилову только уходящие вдоль реки по льду, тянущиеся, словно тонкие нити, санные дороги, проложенные обозами, да розоватый отблеск только что зашедшего солнца, оживлявший бесстрастный и тем не менее величественный вид замерзшей северной реки.

Протянувшийся вдоль реки на пять верст узкою полосою город был завален снегом. Две главные улицы — набережная и Троицкая да десятка два-три поперечных коротких улочек, упиравшихся в болотистую тундру, — вот и все.

Появление этапа на улицах города не произвело особого впечатления на его обывателей: они привыкли к подобным процессиям, считали их будничным, заурядным делом. Проследовав по улицам, ссыльные перешли по мосту через реку Кузнечиху и оказались в предместье Архангельска — Соломбале. Здесь, налево от моста, находилось обнесенное забором двухэтажное здание Соловецкого подворья. В нем временно и разместили ссыльных.

Из окон подворья, служившего в летнее время помещением для многочисленных богомольцев, направлявшихся в Соловецкий монастырь, открывался изумительный вид на город и Двину. Зимою, правда, он был не так прекрасен, но позднее, когда Ворошилову довелось увидеть город на северной реке летом, полный жизни и движения, он показался ему совсем иным.

Тогда, после плавного и мощного ледохода, на широком, порой пятиверстном пространстве реки было очень оживленно: маленькие шустрые пассажирские пароходики сновали между городом и Соломбалой, буксиры, по временам протяжно гудя, пенили воду, как сказочные птицы, плыли парусники, а вдалеке, на горизонте, появлялись очертания океанских кораблей, и воздух дрожал от их гудков.

Ворошилова, однако, ждало гораздо более отдаленное место — уездный город Пинега, до которого надо было тащиться еще 213 верст. 26 ноября в сопровождении стражника Ворошилов отправляется в путь. Он едет в санях по зимней дороге. Перед глазами, впереди и по сторонам, все те же северные виды. Изредка на пригорке возникнет деревушка, десяток домов, за ними амбары и вновь — стелющаяся на многие версты пелена никем не примятого снега. Опять обступают дорогу столетние ели, плавно, в такт ветерку покачивающие заснеженными лапами, как бы приветствуя ссыльного: добро пожаловать! Добро ли?

Первое, что увидел Ворошилов, приближаясь к Пинеге, была высокая колокольня церкви да выделяющаяся красным пятном среди серых бревенчатых построек крыша казармы. Сотня с небольшим домов, растянувшихся вдоль высокого берега Пинеги, больница, три церкви, несколько лавок, около тысячи жителей — вот и все. По словам дореволюционного путеводителя, городок этот «в обыкновенное время не представляет ничего интересного, но оживляется Никольскою и Благовещенскою ярмарками, на которые съезжаются купцы из Галича, Каргополя, Архангельска и Холмогор и выезжают из тундр с продуктами своих промыслов — рыбой, жиром, шкурами, мехами и дичью самоеды и жители Устьцильмы, Ижмы, Пустозерска, Мезени…»

Что и говорить — не слишком-то оживленное место! Но ссыльный, оказавшийся в Пинеге, мог благодарить бога, если его не посылали дальше, в глубь уезда: здесь все же была пристань для пароходов, каждую неделю прибывала почта. Но именно о возможности отправиться дальше сообщил Ворошилову уездный исправник. Он еще раз напомнил ему «Положение о полицейском надзоре», регулировавшее жизнь ссыльного.

Ссыльный находился в полном распоряжении полиции. Параграф 6-й гласил: «От лица, отданного под надзор полиции, отбираются документы о его звании, если таковые у него имеются, и вид на жительство, взамен которых ему выдается свидетельство на проживание в назначенной ему местности». Следующий параграф обязывал поднадзорного «жить в определенном ему для того месте» и воспрещал «отлучаться из оного без разрешения надлежащей власти».

Параграф 17-й: «…поднадзорный как в месте своего жительства, так и временного пребывания обязан являться в полицию по первому ее требованию».

Параграф 18-й: «…местная полицейская власть имеет право входа в квартиру поднадзорного во всякое время».

Параграф 19-й: «Полиции предоставляется право производить у лиц поднадзорных обыски…»

И так далее, и так далее…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное