Ворота Победы

Средняя Азия. Прекрасная, благословенная Средняя Азия, где при толковой мелиорации можно снимать пару урожаев невероятно вкусных фруктов в год, где растет «белое золото» — хлопок, так нужный и в мирной, и в военной промышленности, где в земле лежит так много нужных элементов таблицы Менделеева. Проклятая и ненавистная Средняя Азия, где эта самая земля потребует от тебя полностью выложиться, прежде чем поделиться своими сокровищами. Где революция, а потом и гражданская война — изменили так мало… В той же соседней (всего-то через Каспий) Грузии еще в 30х коммунисты считали нормальным наниматься прислугой к якобы бывшим князьям. Там все четко знали, что жить в нищете и прислуживании своим баям, это нормально — и не было никакой законности кроме слов местных «аристократов». Помесь «омерты», итальянского заговора молчания, и самой дикой средневековщины вроде работорговли и многоженства.

Формально война с этим началась еще до окончания Великой Отечественной — когда Сталин решил радикально перекроить республиканское устройство СССР. А фактически — изменения начались только после того, как в Ташкент, Бухару, Самарканд, Термез, Грозный, Тбилиси, Баку вернулись опаленные войной люди. Которые сказали «хватит» — и лоб в лоб, кость в кость схлестнулись с прежним миропорядком.

Они стали самыми верными союзниками «инквизиции» Пономаренко — и сколько же их полегло в этой войне с дикостью средневековья. Некоторые из наших тоже не вернулись с этого «третьего фронта». Мы были очень хорошими боевиками, очень, но конспирации нас почти не учили — это нам просто никогда не было нужно. Кое-что мы усвоили на фронтах Отечественной — но выдать себя за своего на улицах даже многонационального и многоликого Ташкента никто бы из нас не смог. Сейчас, после стольких лет, я понимаю, что по большому счету — это их заслуга, что на территории СССР, уж извините за тавталогию, сейчас существует только СССР. Их, а не наша. Если бы в Грозном в 47 м с нами не было Ильяса, «противотанкиста» с Южного фронта — черта с два мы вообще живыми бы остались, молчу уж про задание. Как и в Самарканде в 49 м — без улыбчивых близнецов, называвших себя Али и Олли (надо думать, кто-то из этих узбеков, земля им пухом, пересекался с союзниками, оттуда имечко и подхватил), лежать бы мне, и еще кое-кому, в безвестной могиле. А Львов в 55 м (напомню, что нет в этом СССР — Украинской ССР), такой нарыв там вскрыли, благодаря старшине Степанюку (ага, тот самый, с которого монумент в Берлине лепили, на дембеле после войны не усидел) и главстаршине Сергею Тюленеву (тоже тот самый, из «молодогвардейцев», которые в этой истории все живые, наши в Краснодон на три месяца раньше вошли), его наш контр-адмирал Большаков (в советской морской пехоте здесь столь же почитаем, как был «дядя Вася» в ВДВ там) лично в «инквизицию» рекомендовал. И даже в Белоруссии были этакие тихие омуты с прилагающимися чертями. Низкий поклон Косте Мазуру, которого таки прозвали «пираньей» (в кругу посвященных, в который его все-таки допустили со временем, ходило также прозвище «Костик из будущего») — мы-то просто выполняли очередное задание, а вот он бился вдобавок еще и за свою малую родину. И славно бился.

Слышал, даже нашей «адмиральше» очень прилично прилетело в Ташкенте, дошло до реанимации. А ведь по идее, она к тому времени давно уже должна была из штабов командовать, с высокого холма руководящие указания раздавать. Черт, ведь на волоске же иногда все висело…

Получилось у нас не все. Более того, психолог (точнее уж — психиатр) нашей команды, все свои силы и свою печень положивший на поддержание нас в нормальном тонусе, добрую четверть всех «лечащих» диалогов сводил к одному, очень простому пункту. Речь у старины Лыкова (любителями Бушкова быстро покрещенного Лымарем — а что, похож очень) выглядела примерно так (обычные среди армеутов матюги опустим, а саму речь чуточку облагородим):

«Ребята. Вы — не спринтеры, вы — стайеры. И те, кто придет за вами — тоже. Вы что, хотите победить все зло подряд за следующую пятилетку? А пятилетку, желательно — в три года? Хрен вам всем. Работы хватит и вашим детям, и внукам, и даже правнукам кое-что перепадет. И кстати, орлы вы мои водоплавающие и акулы летающие — обязательно озаботьтесь этим вопросом. Семья, товарищи — это святое. Что значит „поповские байки“? Товарищ Сергеев, Вы, конечно, коммунист, но Вы Бога-то побойтесь!»

И снова 1944 год. 9 мая, Копенгаген.

Скромно одетый господин в очках, протянувший таможеннику билет на паром до Мальме, не привлек ничьего внимания. Хотя война завершалась (по слухам, немцы в Ганновере уже подписали капитуляцию, или вот-вот подпишут), нейтральная Швеция казалась куда более безопасным местом для всех. И конечно, более сытым.

— Цель вашей поездки, герр Фихте — спросил шведский таможенник (поскольку паром уже считался территорией Шведского королевства) — кстати, вы немец?

— Подданный Дании — ответил пассажир — родители были уроженцами Шлезвига. Еду в Стокгольм по служебным делам.