Ворота Победы

Еще целые двое суток нас не трогали! Решали наверное, куда нас дальше — обратно на юг, где наши Рим должны брать, или …. Решили все же, на север! В распоряжение штаба Первого Белорусского — в Берлин! Всей группой — мы ладно, а что там минерам-подрывникам делать? Но начальству виднее — будем, значит, «спецгруппой Ставки», как в давно прочитанном романе Конюшевского. У него кажется, Берлин в сентябре сорок четвертого же брали — ну а мы к маю управимся. Неужели и тут будет — девятого числа?

Прибыли мы двадцать пятого. И весь штурм прокантовались в тылу! Нас по замыслу на Имперскую Канцелярию нацеливали — Геббельса живым брать. Нет, постреливали и возле нашего расположения — но даже переодетых шпионов поймать не свезло, как нам рассказывали, один сержант сразу четверых опознал и задержал! Вообще, гарнизон в Берлине был ну очень пестрый — как и в нашей истории, основную массу полевых войск немцев удалось отрезать и окружить в лесах под Котбусом, к юго-востоку, в городе были ошметки фронтовых частей, ПВОшники, фольксштурм, и главное, предатели, власовцы и бандеровцы! Именно эта сволочь и составляла здесь «последних защитников Рейхстага»! Под самый конец, остатки дивизии Буняченко, и Власов с ними, пытались прорваться на запад, далеко не ушли, генерал-предатель точно так же попал в плен, и после был повешен. А бандеровцы, засевшие в здании рейхстага, сдались, после того, как наше командование пообещало, что вешать и расстреливать на месте без суда, как обычно поступают с изменниками, их не будут. В плен на общих основаниях — вот только по этому порядку предусмотрено было, что выявленным при фильтрации эсэсовцам, нацистам, предателям, и виновным в зверствах, положен не лагерь, а расстрел, так что ничего щирые казаки не выиграли, кроме лишних дней жизни.

А Геббельс самоубился сам. Вместе с семьей, как и в нашей истории. И приказал поступить так же всем берлинцам, «лучше быть мертвым, чем под Советами». Только это был уже перебор — услышав такое, из немцев будто стержень выпал, сдача в плен солдат вермахта приняла массовый характер. Лишь эсэсовцы и предатели, из наиболее фанатичных, пытались бежать из Берлина на запад — даже спрятаться здесь им не светило, поскольку бандеровцы и власовцы умудрились даже здесь в последние дни устроить немецкий погром с грабежом — так что население Берлина с большой охотой сдавало не успевших удрать в нашу комендатуру. В целом же, город был не столько разрушен, как буквально пропах смертью — трупов было очень много, как болтающихся на фонарях, балконах, деревьях, так и валяющихся под стенами, рабочие команды из пленных фрицев не успевали убирать. Это были все немцы — наших похоронили с почестями, под курганом в Трептов-Парке, где после станет статуя советскому Солдату-Освободителю. Собирать же дохлых фрицев руки не доходили, тем более что много было казненных еще в начале осады, по приговору эсэсовских трибуналов. Но жизнь налаживалась — помню, что уже четвертого мая в городе начали работать коммунальные службы, немцы вместе с нашими саперами восстанавливали коммуникации, электричество и водопровод, в некоторых кварталах даже появилось освещение. А кормились берлинцы в основном, из наших полевых кухонь, выстаивая долгие очереди с мисками и котелками.

Тридцатого апреля погиб «Скунс», Серега Куницын, ленинградец, из «пираний» самого первого набора, он был с нами с ноября сорок второго, когда мы плыли через Неву брать Восьмую ГРЭС. Днепр прошел, Петсамо, Вислу, освобождение Папы и захват фюрера — и чуть не дожил до Победы. И погиб глупо…

Помню, как я еще зимой, до Италии, был на «семинаре по обмену опытом» будущих «штурмовиков». Не тех тварей и мразей, что присвоили себе в нацистской партии это имя — а настоящих, кому положено малыми группами, на острие атаки, прогрызать эшелонированную оборону. «Спецы» почти со всех родов войск — здесь, почти инстинктивно, своим подобием спецназа обзаводились многие все виды войск и мало-мальски значимые учреждения. Даже железнодорожникам приходилось решать вопросы борьбы с минами на рельсах и около — и думать, как бороться с небольшими отрядами снайперов и пулеметчиков. Так что были там ребята и из НКПС — причем не самые худшие. Ну и конечно, морская пехота, батальонная разведка, бывшие партизаны (переформированные в войска НКВД, очищающие нашу землю от всякой «лесной» мрази), даже связисты и снабженцы — как вам, особый противодиверсионный взвод в корпусном батальоне связи? Даже с «испанцами» довелось встретиться, язык наконец вспомнить. Пока на фронте было затишье — мы учились друг у друга и учили друг друга. Точнее, брат — брата…