Воровка

— Садись, — сказала ее вовэ, указывая во главу стола. — Сейчас тебе нужно хорошо питаться.

Эссейл покраснел, но выполнил приказ, опустившись на стул. А потом бабушка Солы подошла к нему с серьезным видом. Запустив руки к затылку, она сняла тонкую золотую цепочку с небольшим медальоном.

— Это — Святой Рафаэль. Он защитит и исцелит тебя. Носи и не снимай.

Она повесила украшение на шею Эссейла и перешла на испанский, произнеся молитву за здравие Эссейла и накрыв его лицо своими старыми, красивыми руками.

Сола потерла глаза, к которым подступили слезы.

— А сейчас кушайте, — приказала ее вовэ. — Все вы. Кожа да кости!

На обратном пути к плите, ее бабушка одарила Солу быстрым, крепким объятием. А потом кузены Эссейла начали передавать по кругу блюда. А сам мужчина просто смотрел на медальон.

Сола прокашлялась.

— Не беспокойся, я не позволю ей насильно склонить тебя в нашу веру.

— Это так щедро с ее стороны. — Эссейл поднял взгляд. — Очень щедро.

— На нашей родине есть и другие. — Сола приняла тарелку с энчилада… и только сейчас осознала, что умирает с голоду. — У нас есть святые на каждый случай.

Он повернулся к плите.

— Миссис Карвальо? — Когда женщина посмотрела на него, он поднял медальон. — Спасибо. Это честь для меня.

— Ешь. Мы идем на вечернюю службу…

— Вовэ, не думаю, что это хорошая идея…

— Да, — сказал Эссейл. — Идеально. Мы пойдем, воистину.

Закрыв тему, Эссейл начал выкладывать на своей тарелке горку, и он выглядел обновленным изнутри и снаружи благодаря особенной улыбке на его лице.

Спустя мгновение Сола просто решила плыть по течению. Она не знала, сколько времени у них осталось, но будь она проклята, если не насладится каждой секундой.

Все остальное — непозволительная трата неожиданного подарка судьбы.

Глава 24

Эссейл начал с sopa de fubá[67], которая представляла собой отличную комбинацию листовой капусты и сосисок в густом бульоне. За чем последовали три порции feijoada, смеси копченой ветчины с белым рисом… с хорошим количеством pão de queijo[68] на краю тарелки. Десерт назывался sobremesa de banana com queijo[69].

Банановый пудинг.

Не он один уплетал за обе щеки, образно выражаясь. Все, включая Марисоль, ели так, словно прошел год с последней трапезы. А потом, когда закончили, они просто отодвинули кресла и остались сидеть за столом, потому что все остальное, казалось, требовало непомерных усилий.

Но Эссейл давно думал о кое-чем и не мог больше ждать.

Посмотрев на Марисоль, он сказал:

— Ты поможешь мне подняться наверх, в мою спальню? Я бы хотел принять душ и прилечь перед поездкой в церковь, и мне понадобится помощь.

Марисоль кивнула ему, поднимаясь на ноги.

— Давай я сначала уберу…

— Нет, — резко заявила Миссис Карвальо. — Я сама уберу. А потом тоже прилягу. Мы выезжаем в одиннадцать двадцать. Я не хочу опозданий.

Эссейл встал.

— Позвольте заверить вас, мадам, что помощь вашей дочери будет носить сугубо медицинский характер.

— Ты хороший мальчик. А сейчас ступайте! Все вон из моей кухни.

— Вы оказали нам честь свое трапезой.

На этих словах все мужчины встали и низко поклонились крошечной, седовласой женщине, и, судя по смущению на морщинистом лице, Эссейл понял, что они угодили ей… хотя она сама в этом никогда не признается.

— Достаточно церемоний, — пробормотала бабушка Марисоль, отвернувшись к раковине и достав средство для мыться посуды «Ivory». — Ступайте уже.

Эрик и Эвейл последовали указаниям от и до: придерживая руками свои раздувшиеся, как мячи, животы, они спустились в свои комнаты. Когда Маркус помедлил, Эссейл поспешил успокоить его.

Положив руку на его предплечье, он тихо сказал:

— Иди отдыхать.

— Ты уверен?

— Ты никогда не выиграешь в этом споре. И мы найдем другой способ услужить ей, обещаю.

Когда Маркус кивнул и последовал за близнецами в подвал, Эссейл подал руку Соле и, используя свою физическую слабость в качестве предлога, притянул ее ближе к своему телу.

Под мягкой, тонкой больничной формой, в которой его отправили домой, он уже был в полутвердом состоянии, его сексуальная нужда пробудилась, оживляя все тело, придавая ему фокус и весьма знакомое чувство срочности. Но он помедлил, когда они завернули за угол к гладкой лестнице, и он увидел свой кабинет.

— Что такое? — спросила Марисоль. — Тебе нужно присесть?

— Я провел там много часов. — Эссейл указал на открытый дверной проем, на полосу света из коридора, вспарывающую темноту и падающую на рабочий стол как некое предзнаменование. — Потратил столько времени и сил.

— Пошли, — мягко позвала его Сола. — Давай не будет думать об этом сейчас. Сводим тебя в душ.

Он позволил Марисоль подвести его к лестнице и удивился тому, насколько слабыми были его ноги. Даже с потерей веса, они с трудом держали его вертикально при подъеме по лестнице.

В хозяйской спальне было темно, и он усилием мысли включил приглушенный свет…

— Ты установил датчики движения? — спросила Марисоль.