Воровка

— Много хочешь, — отрезал Кир. — Она просто младшая надзирательница, откуда ей такое знать? Скажи спасибо, что об остальном рассказала. Она и так нервная была, все время дергалась, как бы нас никто не подслушал.

— Ясно. — Ремис досадливо царапнул вилкой дно тарелки. За разговором он и сам не заметил, как смолотил весь завтрак. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Слушай, а стражников можно подкупить завтраком, чтобы они мне весточку кинули?

Кир прыснул, чуть не подавившись молоком.

— Если предложишь бурду из нашей столовки, они тебе не весточку кинут, а тебя — в карцер. — Улыбка мелькнула у него на губах и тут же пропала. Он крепко стиснул плечо Ремиса. — Будь осторожнее, ладно? О повелителе много жуткого поговаривают. Если не понравишься ему, тебе крышка. Окончательно и бесповоротно. Понимаешь?

— Да уж не тупой. — Подавшись вперед, Ремис тоже положил руку другу на плечо. Мелькнула мысль, что после этого Элдриж начнет и к Киру домахиваться, но ничего. Этот ссыкун только на одиночек нападать горазд, против них двоих не попрет. Если Ремис переживет ближайшие несколько часов, конечно. — Спасибо, дружище. И сестре твоей — тоже, хоть она и сука. Без обид.

Кир усмехнулся:

— Ты даже не представляешь, какая. Но если выдашь ее — я тебя сам закопаю. Понял?

— Кого — ее? Я уже забыл.

Кир рассмеялся, но как-то натянуто. Они оба понимали: если повелитель действительно заинтересуется, откуда у послушника такая информация, Ремис все выложит, и тогда Дильхаш наверняка не поздоровится. Похоже, крепко ее Аргейл достал, раз она рискнула так подставиться, лишь бы ему насолить.

Остальные ребята потянулись к выходу из столовки. Осталась сидеть только группка старшаков, живших по другому, более свободному расписанию. Но и те вскоре засуетились: один парень глянул на комлинк и, вдруг переменившись в лице, подхватился с места. Его приятели тоже повскакивали. Кто-то с грохотом уронил стул; единственная девушка на ходу выудила из поясной сумки расческу и зеркальце и принялась лихорадочно укладывать волосы.

Ремис сам не заметил, как оказался на ногах. Чувство было — один в один как в те моменты, когда Ремис в последний миг сворачивал в нужную подворотню, чтобы не нарваться на беспредельщиков, или успевал дать деру за секунду до того, как обокраденный растяпа поднимет крик.

И сейчас оно орало в ухо: "Дуй за ними!"

— Потом расскажу! — только и крикнул Ремис удивленному Киру.

Добавлять "если вернусь" не стал. Если с похоронным настроем идти на дело, похоронами оно и закончится. А Ремис еще хотел посмотреть на рожу Аргейла, когда того вызовут на ковер и приговорят к смерти. Ничего другого эта мразота не заслужила.

* * *

Ремис был готов возблагодарить все высшие силы во вселенной за то, что охраны в Академии было намного меньше, чем казалось на первый взгляд. Он очень сомневался, что смог бы внятно объяснить гвардейцам, какого наштаха ошивается около кабинета надзирателя, причем не своего.

Чем дольше он крутился в коридоре, изо всех сил делая вид, что именно здесь ему и положено быть (хотя уроки начались уже двадцать минут как, и Ремис с содроганием думал о том, что ему будет за прогул), тем большим идиотом себя чувствовал. Он понятия не имел, как заговорит с Танатоном. Он вообще не был уверен, что сможет хоть слово выдавить, не выставив себя придурком и полным ничтожеством. Была бы у Ремиса под рукой пачка сигарет, он бы на нервах уже скурил половину.

Ему почти хотелось, чтобы интуиция его подвела, и Танатона в кабинете не оказалось. Но, немного погрев уши под дверью, Ремис понял: босяцкая чуйка (а может, Сила, кто ее разберет) привела его куда надо. К добру или к худу.

Он напряг слух, пытаясь разобрать, что же лепетал очередной послушник. Ребята, судя по всему, докладывали о своих испытаниях, и у всех до этого получалось более-менее складно. Ремис даже заслушался, когда один парень рассказывал, как нашел нужную гробницу в Долине по древним текстам из библиотеки, а потом сражался с ожившими мертвецами, полезшими из гробов и замурованных стен. А вот у следующего в очереди дела обстояли уже не так радужно. Точнее сказать, бедолага был в заднице.

Парень уже с минуту пытался сказать, что у него ничего не получилось, старательно обходя все синонимы слова "облажался". Ремис примерно так же лет в девять объяснял главарю банды, почему не принес денег в общий котел. Побили его тогда крепко.

— Ортас, возьми себя в руки! — Этот голос, как Ремис уже понял, принадлежал надзирателю. — Если тебе нечего сказать, признай это с достоинством, а не отнимай время повелителя своим детским лепетом.

За дверью воцарилась гробовая тишина. Ремис невольно затаил дыхание, будто это его судьба, а не какого-то незнакомого парня, решалась прямо в эту минуту.

Скоро он окажется на его месте. Будет так же объясняться, сбиваясь и путая слова, и трястись от страха. И надежда у него будет ровно на то же — на жалость человека, которому по должности не положено никого жалеть. Ну, в его случае — еще и на справедливость, которая если в этой галактике и существовала, то Ремису на глаза не показывалась.