Воровка

Я непроизвольно припомнила рыжеволосых братцев, некогда загнавших меня в старый сарай на берегу этого самого озера, и нехорошо прищурилась. А вот знаю, дорогие мои. Как и то, что в этой глуши оборотней сроду не водилось, а если бы и водились, то всяко побрезговали бы тем сбродом, который там ошивался. Так что нет, господа охотники, не были вы в тех местах. И оборотня никакого не ловили. А если и выследили его, то явно не там и не так, как здесь рассказываете. Вопрос только, зачем об этом говорить здесь, сейчас? Прилюдно? А затем, милые мои, что моя родная деревенька настолько далека от основных дорог нашего славного королевства, что про нее можно спокойно врать все, что душе угодно, не боясь быть уличенным.

Вот только меня такая правда совсем не устраивала.

Сжав зубы, я принялась проталкиваться вперед, активно работая локтями. Люди охали, ахали, ругались, но расступались крайне неохотно – всем хотелось своими глазами взглянуть на страшного зверя, почти уничтожившего маленькую деревеньку Срединку и, не моргнув глазом, сожравшего добрую дюжину охотников за головами. Правда, стояли на своем зеваки недолго – ровно до того момента, пока один из подопечных господина Ригла жестом фокусника не сдернул с клетки широкое покрывало, открыв любопытным взорам настороженного, припавшего к полу и оскалившегося зверя.

Он стоял на полусогнутых лапах, опустив морду книзу, чтобы не касаться ушами потолка, обвив мягкие подушечки стоп гибким хвостом и внимательно глядя на людские лица – могучий, высокий. Думаю, если бы он выпрямился и встал в полный рост, то легко дотянулся бы носом до моего лба. Мощные лапы наводили на мысль о неимоверной силе, а показавшиеся кончики таких же черных когтей не оставляли сомнения в том, что перед ними не устоит даже хваленая гномья кольчуга.

Оборотень приоткрыл пасть и окатил обомлевшую от ужаса толпу бархатным рыком. Кончики губ приподнялись, обнажив клыки. Сильное тело напряглось еще больше, под густой шерстью обрисовались крепкие мышцы, и народ не выдержал – принялся отступать от клетки мелкими шажками, как если бы действительно верили, что зверь способен вырваться и напасть.

Старая Нита всегда говорила, что я умею читать чужие чувства. Умею видеть людскую душу, лишь раз взглянув кому-то в глаза. Что именно поэтому могу потом так точно воспроизвести не только лицо, но и голос, и повадки своего «образца». Думаю, она была права…

За свою недолгую жизнь я видела разные глаза – яркие и смешливые, злые и завистливые, раздраженные, хитрые, лживые и просто равнодушные. Я видела их живыми и умирающими, тусклыми и победно горящими, пустыми и наполненными нескончаемым счастьем или, напротив, убитыми горем. Но таких глаз, как у этого оборотня, я до сих пор не встречала – чуть раскосые, черные, смутно напоминающие страшные глаза оберона, только гораздо более человечные и с нереальными золотистыми зрачками. А взгляд…

Я вздрогнула, перехватив его на мгновение.

Казалось, в нем тесно переплелись тоска и глухое отчаяние, неукротимая ярость и необъяснимое торжество, бессильная ненависть и обреченное понимание. Злость. Гнев. Бурлящее водоворотом бешенство. А еще – странное презрение к смерти и необъяснимая гордость.

Да, сейчас он был слаб, потерял много сил, был заперт в клетку, из которой не видно выхода. Он страдал от жажды и голода. Он едва мог просто пошевелиться. На его теле сочилось кровью множество ран, оставленных магией и жезлом мучителя. Но он не сдался. Не покорился. Не собирался склоняться ни перед кем. А сейчас со странным выражением смотрел на жадную до зрелищ толпу и со злым удовлетворением встречал в чужих глазах нечем не прикрытый страх.

Я застыла, будучи не в силах ни отвернуться от него, ни отвести глаз. Вчера я плохо его рассмотрела: на постоялом дворе было темно и шумно, но сейчас у меня что-то болезненно сжалось в груди: звери не умеют так смотреть. Не умеют одним взглядом выразить всю глубину своего отчаяния. Как не умеют стоять в цепях, оставаясь при этом несломленными. И в лицо усмехаться тем, кого считают врагами. Даже оборотни так не умеют – для этого они слишком… звери. А странный кот таким зверем не был. Как не был он кровожадным монстром или безумным чудовищем.

Не знаю, откуда пришло это знание, но во мне вдруг поселилась необъяснимая уверенность, что кем бы он ни являлся, как бы ни выглядел, что бы ни натворил и кого бы ни ранил, но он никогда не носился по роскошным лесам Симпала, гонимый жаждой крови, и не терял разум при виде полной луны. Потому что с такими глазами не преследуют невинную жертву, раздирая ее на части. Не нападают со спины и не рвут когтями податливое тело. Не делают подлостей. Не предают. С таким взглядом можно биться только грудь в грудь, один на один, скрещивая мечи или сжимая в руках отточенные до бритвенной остроты кинжалы. А потом лишь хладнокровно следить за тем, как падает навзничь сраженный противник и как тускнеют его зрачки в преддверии скорой смерти.