Воровка фруктов

«Твой Исаак Бабель тоже был, кажется, в Вексене, сто лет назад, и в одной из своих книг, уже не помню в какой, рассказывает о деревнях, в которых вдоль дорог можно увидеть одни сплошные высокие каменные стены без окон вместо домов, деревни, напоминающие крепости времен Столетней войны… Пикардийский сыр ложится камнем в желудке, но если взять несколько маленьких кусочков и добавить в тесто, то это придает пирогам совершенно особый вкус… При встречах с мужчинами всегда надевай очки, желательно с толстыми стеклами, как у женщин из голливудских фильмов… без этого твои глаза, как кто-то, не знаю точно кто, предрекал сразу после твоего рождения, “сведут их всех с ума”… Если ты опять интересуешься перьями хищных птиц: перья канюка ты, как правило, можешь найти где-нибудь на краю леса, особенно там, где много густых кустов, – и вот когда они туда залетают или вылетают оттуда, не важно, за добычей или просто так, они частенько, в полете, теряют одно из своих перьев, с крыльев, то есть сбрасывают не по собственной воле, и всегда только одно, но зато самое роскошное из всего оперенья; орлиное перо, очень длинное, может, если тебе посчастливится, лежать в чистом поле, скорее вдали от всякого леса, и тоже в одном экземпляре; а вот что легко можно добыть, так это целые соколиные крылья, искать нужно по преимуществу в небольших, но зато тесно засаженных лесах, где соколы, то ли в погоне за добычей, то ли в любовном угаре, мчатся близко к земле, а главное – по горизонтали, и как слепые, может, по молодости или по старости? врезаются со всего размаху в ствол дерева; ястребы же тебе могут попасться и целыми, когда будешь там в Пикардии собирать перья, вместе с мертвыми фазанами, и сами мертвые, и те, кого они атаковали где-нибудь на пашне, тоже мертвы; и даже целые крылья соек – какая синева нежных перышек у основания крыла! из-за которой их растаскивают на украшение шляп в альпийских землях – будут тебе там буквально падать с неба, тебе только нужно будет – тебе вообще обязательно нужно иметь в дороге острый складной нож – отрезать крыло от туловища (она не стала поправлять отца и воздержалась от замечания, что сойки не относятся к хищным птицам)… и никому не говори, что ты ищешь… это, кажется, у Бабеля сказано об одной героине: “Она не была храброй, но была сильной, сильнее собственного страха”? Не знаю, в любом случае эту фразу сказал кто-то из славян… Ах, эти пары, танцующие танго, как они неожиданно отворачивают головы друг от друга: вот так и нужно отворачиваться, чтобы не видеть – не видеть что?.. Твоя мать, она жива, это я точно знаю, и она хочет, чтобы ее искали, причем искала именно ты, это я тоже знаю наверняка, она отзовется только на твой зов, на твой голос, я знаю это совершенно определенно… Обращай внимание на забытые вещи, висящие на вешалках в барах и гостиницах: она большая мастерица забывать что-нибудь в таких местах – шали, шляпки, шарфы… Она не пропадет, хотя и предрасположена к тому, готовая поддаться соблазну – плюнуть на себя, распуститься, опуститься, с давних пор, по крайней мере, на некоторое время, я знаю это… и никто ее не убьет, хотя, сколько мы с ней были знакомы, ее так и тянуло к этому: встретить кого-нибудь, кого бы она могла довести до того, чтобы он ее убил… Любительница опасных искусительных экспериментов… Это лучше звучало бы по-английски, как название или припев какой-нибудь песни: «woman of dangerous tries»[34] или «woman of dangerous trials»[35]?.. – Двусложные слова все же более мелодичные и лучше годятся для пения, чем односложные… Боже ты мой, как мне опротивели детективы, и как я ненавижу всех детективщиков, вместе взятых! Вот слушай: идея совершенно другого детективного романа: на большом всемирном конгрессе, на генеральном собрании авторов детективов взрывается бомба и убивает всех разом, всех без исключения, – и догадайся, кто заложил бомбу?.. Сейчас как раз новолуние, там, за городом, ты увидишь ясные звездные ночи, и смотри у меня, не пропусти ни одной падающей звезды, август – месяц звездопадов… Хорошо плавать в ручьях и небольших речках, вроде Виона, Троена, вниз по течению, только осторожно, иногда попадаются глубокие илистые ямы, хотя сквозь прозрачную воду кажется, что там твердое дно, так что главное – не навернись там у меня, а то я вот однажды, когда купался в Троене, или нет, в Эпте? сделал шаг и провалился, по самую грудь… Фильмы в сельских залах для торжеств, а сейчас, летом-то, может, и под открытым небом?.. Комната с завтраком в Лавильтетре, Монвиле, Шомоне, ничего особенно деревенского. Когда идешь по дороге, никогда никого не пропускай, не отступай ни на йоту… к тебе никто никогда не прикоснется, если тебе это будет не по нраву, не говоря уже о том, чтобы обнять… никто не желает тебе зла… Ты только взгляни на них, твоими глазами, и все, даже пьяный в стельку гуляка, и последний мерзавец, известный далеко за пределами своей округи, и деревенский дурачок – он в первую очередь – все они будут стараться обходиться с тобой по-доброму, в меру своей, да! доброты, и будут желать тебе делать только добро, как они, да! все, вместе взятые, с незапамятных времен желали кому-нибудь сделать добро. Натрескавшийся в дымину пропойца с глубоким поклоном уступит тебе дорогу, а сам, наверное, при этом свалится и полетит кувырком в заросли чертополоха на обочине. Лживый язык мерзавца, вот только что свисавший семью раздвоенными жалами из семи звериных морд, непременно превратится в ангельский язык наподобие языка пламени, сошедшего на его головы как в день Святой Троицы. А деревенский дурачок протянет тебе леденец, который он приберег именно для этого случая и не одно десятилетие носил его с собой, спрятав в самой глубине кармана брюк. Никогда и ни за что на свете с тобой не может ничего случиться, дорогая воровка фруктов, по крайней мере, вовне… Внутри еще возможно… Ах, твое сердце: оно создано, чтобы разрываться на части из-за всякой ерунды, и задумано таковым, и точно так же ты создана и задумана так, чтобы обливаться холодным предсмертным потом, в страхе, что никогда больше не очнешься, и вместе с тем: нет никого более радостного, более наполненного радостью, более талантливого в радости, чем ты, воровка фруктов!»