Воровка фруктов

«Café de l’Univers» в этот предвечерний час было пустым. Слышны только голоса из телевизора, показывающего без остановки бега, в том числе на различных ипподромах, названия которых заканчиваются на «ау», «Фриденау», «Фройденау», или звучат иначе – «Лас-Вегас»… «Ла Вега дель Рио Тормес», или имеют местный региональный оттенок: «Отёй», «Ангиен», «Венсен». То и дело объявляются неожиданные победители, дисквалифицированные фавориты, и ни одного болельщика в баре, который бы после очередного забега заглядывал в свой список, а потом, может быть, вскрикивал. Хозяин, вместо того чтобы стоять за стойкой, переместился к стенду с сигаретами, потому что там в это время скорее можно было ожидать появления клиента. Этот мужчина, содержащий бар уже много лет, с неизменным угрюмо мрачным выражением лица человека, которого против его воли и вопреки всему его существу занесло в Шар, встречает теперь обоих, чуть ли не одним прыжком перескочив от стенда с сигаретами к пространству за барной стойкой (в котором он обыкновенно устраивался крайне неспешно), с улыбкой, от которой ему самому становится немного не по себе, настолько она ему непривычна. Его улыбка адресована даже не столько посетителям, сколько женщине, которая так же, как и он, бросилась к стойке, готовая услужить, только примчалась она с другой стороны: с недавних пор при баре оборудована кухня, «Café de l’Univers» включает в себя теперь еще и небольшой ресторан, а поварихой в нем та самая женщина, ставшая, тоже с недавних пор, подругой своего патрона. Эта женщина, с ее заразительным восторгом по отношению ко всему, к чему она прикасалась, причем не только к тому, что связано с едой, которой она занималась в крошечной, хорошо просматриваемой кухне, где она царила на малом пространстве, словно это был действительно «l’univers», универсум, она сумела, для начала, совершенно преобразить угрюмца таким образом, что это преображение причиняло ему боль, и он уже начинал чуть ли не страшиться за себя, за женщину и их совместное счастье, отсюда и его улыбка. Но пока – «Хорошего начала, и не только в кухне!»

Несмотря на то что в заведении никого не было, Вальтеру и Алексии понадобилось много времени, пока они наконец выбрали место. Нельзя было ошибиться, нужно было найти правильное место, подходящее. И оба они не могли решить, на чем остановиться. Решить для себя – не проблема. Но решить для другого, почти незнакомого – невозможно. Вот так они и блуждали от одного столика к другому, при том что здесь было их всего-то три-четыре, отодвигали стулья и придвигали снова. Ни одно место не подходило, и не только из-за лошадиного телевизора, заполнившего собой все пространство (со временем они о нем уже и забыли бы, а может быть, он даже как-нибудь и помог). Но найти хорошее, подобающее, пусть и неведомо чему, место было в этот час, в данный момент времени, делом чрезвычайной важности. За этим стояло нечто определяющее. От этого зависели не столько последующие часы и еще в меньшей степени следующий день, не говоря уже о будущем, сколько этот час, здесь и сейчас. Это был вызов, им обоим, как ему, так и ей. Они должны были доказать свою общую состоятельность.

Вместо этого беспорядочное хождение по всему «Café de l’Univers», один тут, другой там. Драматичная нерешительность обоих молодых людей. Может быть, определить место следует ей, раз она на несколько лет старше его? Или, наоборот, ему, раз он – «он»? Но как он избегал ее взгляда, который он так страстно искал с самого утра, даже в отсутствие ее, воровки фруктов! Еще немного, и он, взвыв по-звериному, выскочит на улицу и исчезнет навсегда, бросившись под колеса одного из бесконечных грузовиков (это была главная дорога, соединявшая Иль-де-Франс, Нормандию и Пикардию). Серьезно, да, и это было для молодого человека, со свойственной ему крайней серьезностью, делом серьезным. Она же, снова впав в роль женского Гамлета, с которой она, как ей думалось, уже давно распрощалась, с невиданным заламыванием рук и кусанием пальцев, ощутила, в силу своей молодости и под впечатлением от серьезности молодого человека, настоятельную потребность наброситься с кулаками на этого близнеца ее нерешительности, вытолкать его отсюда пинками, с глаз долой, навсегда, а потом увидеть, как его сметут близнецы-колеса первого же грузовика, а потом и следующего. Какими они оба казались со стороны молодыми, хотя они сами и не сознавали своей молодости; какими молодыми в их общей нерешительности, которая стала и для нее, и для него сущим несчастьем; на зависть молодыми? Глупости: ослепительно серьезными, заразительно молодыми.