Помощь пришла со стороны хозяев «Café de l’Univers», которые, не имея специального намерения, помогли им выбраться из нерешительности. Была открыта запертая дверь, и молодые люди, А. и В., нашли наконец место за столиком, на невысоком деревянном помосте, напоминавшем бывшую танцплощадку, во дворе с видом на сад, заваленный всяким хламом, скорее свалка, чем сад. Он был еще, похоже, в стадии обустройства, в самом начале, о чем говорила и царившая там тишина, отличная от шума в баре. Это место за баром предназначалось только для постоянных посетителей, habitués, которые пока еще тут не завелись, но, может быть, заведутся, когда все обустроится.
Хозяин обтер стол и стулья, тоже ржавые, а его «darling» – так он ее называл, опять иностранное слово, слетевшее с его уст, словно искаженных болью, – принесла бокалы и в дополнение приготовленную к ужину мелкую закуску, которая по-французски называется «amuses gueules», буквально – «радость для глотки», а по-немецки «Appetithappen», буквально – «кусок для аппетита», не вызывающий, впрочем, никакого аппетита. Хлеб с мукомольни подходил к этому как нельзя лучше.
Внешний вид поварихи послужил для Алексии и Вальтера, почти не сказавших друг другу ни слова со времени их встречи в долине Виона, поводом для разговора. Вальтер, который со знанием дела, необычным – или нет – для развозчика пиццы, распределил лежавшие на общей тарелке мелочи по группам, сказал: «Невиданное дело – повариха с такими длинными распущенными волосами!», Алексия же добавила: «И такими светлыми, гладкими, с двумя, нет, тремя темными прядками!»
Позднее, сидя за столом на помосте, с видом на хлам в саду, они смотрели на юг, вниз по течению реки, на долину и снова стали серьезными. Он говорил и рассказывал, она слушала.