— Июль только начинался. Как-то утром, я едва вошел в кабинет… Следом за мной буквально влетела чрезвычайно взволнованная дама средних лет. Это была баронесса фон Мель — ее беспокоило состояние супруга. Баронесса мне рассказала, что он не так давно стал жертвой аферы или, быть может, вложил деньги неправильным образом. Баронесса тут не была уверена. Как бы то ни было, барон мучился всю весну, нервические припадки становились все чаще и тяжелее. В бреду барон порывался куда-то бежать, рассказывал об открытых им бриллиантовых россыпях, драгоценностях, которыми были забиты его хранилища, о деньгах, которые вот-вот польются в сейфы золотой рекой. Я и решил, что передо мной яркий пример бредового расстройства с возможными галлюцинациями. Да и кто бы не решил, согласитесь, сударь?
Собеседник только пару раз кивнул. Что такое нервический припадок, он представлял плохо, однако, если бы у него случилась подобная беда в делах, он бы тоже, вероятно, немало нервничал. А там уж и в самом деле до припадка с бредом недалеко.
— Баронесса рассказывала, что совсем недавно фон Мель набросился на малознакомого человека с требованием вернуть утраченные сокровища. Да так, что городовых на помощь позвали.
— Однако же…
— Да-с. Баронесса рыдала, платочек комкала, все просила о помощи. Согласитесь — грех был бы не помочь… Да и случай преинтереснейший. Я тогда и согласился, каюсь, больше не из человеколюбия, а из научного любопытства. Однако рассказать об этом теперь уже не могу никому. Да и стыдно-с…
— Согласен, не помочь просто невозможно.
— Баронесса обрадовалась моему согласию. Мы сразу же уговорились, что барона следует мне показать, но так, чтобы он ни о чем не догадался. Ну, к примеру, пусть это будет приглашение на чай… Или встреча якобы в семейном кругу — дескать, наши жены стали приятельствовать и теперь захотели мужей познакомить. Мне такая история показалась не совсем правдоподобной. Однако же не я должен был объясняться с бароном. А далее баронесса просила, чтобы я, при малейшем же подозрении на помраченное состояние рассудка, сразу положил бы барона в лечебницу. Всему городу, да уже и, почитай, всей империи известна прогрессивная швейцарская метода с нервно-успокаивающими душами, которую я практикую в своей клинике. Я запросил обычную плату — сто восемьдесят рублей…
— Однако же…
— Увы, здоровье стоит недешево. Сто восемьдесят рублей в месяц с полным пансионом, водолечением и ежедневным обходом… Обычная практика, поверьте.
Собеседник кивнул. К счастью, об обычной, да и необычной, практике в сфере психиатрии он имел весьма слабое представление. Ему вполне хватило слов доктора Ленца. А вот история, которую с видимой неохотой рассказывал доктор, интересовала его все больше и больше.
— Я запросил сто восемьдесят, но баронесса отдала мне триста рублей. Просила и об особом уходе, и о том, чтобы, несмотря ни на какие уговоры барона, из клиники его не выпустили раньше, чем через месяц.
— Позвольте-с? Насильно удерживать? Разве это законно?
— Нет, совершенно незаконно. Однако, слово специалиста, некоторых якобы здоровых людей надлежит не просто удерживать силой, а сразу заточить в подземелье… Как аббата Фариа, к примеру. И пусть роет себе выход. Общество только выиграет от такого, хоть и незаконного, заточения. Сколько судеб такие нездоровые люди искалечили, сколько семей разбилось, сколько детей стонут под игом свирепых отцов-самодуров… Хотя они вовсе не самодуры, а просто тяжело, даже безнадежно больные люди.
Собеседник покивал. Как все здоровые люди, больных он побаивался… Тем более больных психически.
Господин Ленц, правда, не упомянул, что безутешная баронесса присовокупила еще некоторую сумму — за понимание и терпение, как выразилась она сама. Да еще и назвала доктора «самым выдающимся психиатром империи». Хотя, вероятно, в чем-то она была права.
Итак, это было седьмое июля. Одесса изнывала от зноя. Даже клочок тени казался настоящей землей обетованной. Богатые горожане предпочли переехать в поселок Аркадия и наслаждаться прохладными морскими ветрами. Одесситы победнее, вынужденные даже в зной зарабатывать на хлеб насущный, молча им завидовали и при любой возможности отправлялись ближе к морю. К вечеру жара чуть спадала, и тогда на улицах появлялись разнообразные экипажи, нарядно одетая публика, праздные гуляющие и целеустремленно спешащие горожане.
Ближе к шести вечера в главном магазине ювелирной империи Карла фон Меля, что на улице Дерибасовской, появилась изящная дама, одетая с отменным вкусом. Сам хозяин, господин барон, любил на час-другой появиться в магазине и даже постоять за прилавком, обслуживая взыскательнейшую публику. Ибо иная в главный магазин его империи не заходила. Господа попроще, с запросами попроще и кошельками потоньше, посещали другие торговые заведения этого ювелирного мира — так устроил еще дед нынешнего хозяина.