Воровка. Королевы бандитской Одессы

— Африканское? — переспросил инженер.

— Да-с, как можно более теплые страны. Туда, где сухо, веют морские ветра… Но даже если вы уедете немедленно, я не могу дать сколько-нибудь положительного прогноза…. Весьма поздно вы обратились к медицине. Полагаю, жена ваша уже год жалуется на недомогание… Если не больше.

Дмитриевскому нечего было сказать врачу — он не знал, жаловалась жена или чувствовала себя как обычно. Его-то самого дома почти не бывало, разве что на воскресенье к семье выбирался.

Однако и Рита, которая видела матушку каждый день, не смогла бы ответить на вопрос доктора — не помнила она, чтобы мама жаловалась. Разве что с прошлого лета стала все чаще оставаться дома, Рита с трудом могла уговорить ее просто прогуляться к морю.

— Детка… — Голос мадемуазель Мари был слишком мягким, слишком… сочувствующим. — Ваша матушка болеет уже достаточно долго, однако она не хотела беспокоить ни мужа, ни вас… Она и мне ничего не говорила, клянусь. Однако же я не слепая, видела, что силы покидают ее. Не так давно она призвала меня к себе и умоляла, чтобы я не оставила вас.

— Мадемуазель… — едва смогла произнести Рита.

— Но, даю вам слово чести, пока я жива, я буду с вами. Такое же слово я дала вашей маменьке. Вы можете во мне не сомневаться…

Рита слышала слова мадемуазель, но их значение словно ускользало от ее разума. Отчего же она столь… мало времени уделяла маме, отчего ни разу не попыталась понять ее резонов? Быть может, если бы она раньше заметила матушкино нездоровье, господа лекари были бы в силах ей помочь.

Когда инженер Дмитриевский предложил жене путешествие на Африканский рог, якобы еще одну премию от всесильного господина Анатры, та весьма резко ответила, что вранья не потерпит — никакой премии муж не получал, а потому незачем бросать на ветер безумные деньги,

— Александр, у нас растет дочь. Ты должен все силы положить, но дать ей все самое лучшее. Собери приданое — девочке уже пятнадцать, скоро о замужестве думать надо будет. Я не смогу тебе в этом помочь, но поклянись мне, что она вырастет счастливой, любимой дочерью!

Должно быть, отец поклялся матери… Рита, которая, увы, подслушивала под дверью, ничего не услышала. Но она знала, что папа и мама часто обходились вовсе без слов — иногда пары взглядов им хватало, чтобы обо всем договориться и прийти к согласию.

Февраль семнадцатого не ворвался ощущением беды в дом Дмитриевских — беда уже царила в нем. С последних январских дней зеркало в матушкиной комнате было занавешено черным, отец взял отпуск и все дни проводил с дочерью. Бури проносились над страной, но не в доме Дмитриевских. Здесь было тихо, тепло, молчаливо — отец и дочь пытались наговориться или просто побыть вместе, искупая вину, которую, они чувствовали, искупить невозможно.

Еще в конце прошлого года инженер Дмитриевский потерял работу — закрылся удивительный завод «Анатра», закрывались десятки других заводов. С моря подошли турецкие суда и заблокировали порт. Жизнь в городе практически замерла. Из центра города семья вынуждена была переселиться на улицу Водопроводную, в домик у Первого кладбища. Этот район в Одессе называли Сахалинчиком.

Конечно, безработный инженер не мог платить даже крошечного жалованья кухарке, конечно, исчезла и мадемуазель Мари — первое время она еще навещала Риту, занималась с ней. К тому же почти сразу после февральских событий в далеком Петрограде закрылись все учебные заведения в городе, какие еще пытались работать в заблокированном с моря и суши городе. К лету стало чуть легче, однако услуги господина Дмитриевского ни «Анатре», ни какому-либо иному серьезному производству не требовались.

Отец пытался заработать везде, где только мог, порой уходя в поисках работы на целый день и появляясь только поздно вечером. Можно не говорить, что из дома довольно быстро пропали и украшения матушки, и вообще достаточно ценные вещи. Наконец, лето уже катилось к закату, отца наняли в один из авторемонтных гаражей — господин инженер сразу ожил, перестал ходить сутулясь. Стал опять по выходным (правда, случавшимся весьма и весьма нечасто) гулять с дочерью по Николаевскому бульвару. Однако теперь уже не рассказывал ей ни о новых марках автомобилей, ни о грядущих полетах за пределы земной атмосферы.

Все чаще отец и дочь прогуливались молча или беседуя об истории семьи. Только сейчас Рита узнала о том, каким был ее дед, отец умершей матушки, как матушка училась в гимназии и как летним вечером ее здесь же, почти на вот этом самом месте увидел студент Киевского университета Дмитриевский. Как отец сватался и только на третий раз, то бишь через два года, уже закончившим институт инженером, был признан семейством будущей матушки Риты.