Воровская корона

— Кирьян, да для тебя мне ничего не жалко. — Он ухватил огромный ворох прелого сена и бережно расправил его на телеге. — Как на духу говорю. Э, пошла, милая, — ухватив лошадку под уздцы, старик повел повозку со двора. — А это для дамы, — положил он поверх сена мешковину. — Да вы не стесняйтесь, барышня, — заботливо протянул старик. — У нас ведь все по-простому, чай, не в господских хоромах. Здесь сено, вон там — навоз. А здесь, извините меня покорнейше, — показал он рукой в сторону узкой деревянной будки, — дерьмо-с. Вот так-с! Так и живем. — И совсем по-молодецки запрыгнул на телегу.

Кирьян сел за его спиной, на самый край. Так, чтобы можно было спрыгнуть в любую минуту.

— А ты бы вместо своей сральни показал бы барышне кистень, которым когда-то по башке шарахал, — улыбка жигана сделалась злой. — Да рассказал бы ей о том, сколько душ невинных сгубил.

— Эх, Кирьян, Кирьян, — тронул вожжи старик. — Я тебе об одном, а ты мне все про другое талдычишь.

Лошадка обреченно цокала копытами, выбивая замысловатую дробь. Только иной раз она нервно дергала крупной головой, протестуя против назойливого хозяйского понукания.

Что-то было не так, но что именно, Кирьян понять не мог. Обернувшись, он увидел в конце улицы все тот же крохотный огонек. Скорее всего, теплилось пламя лампадки. Огонек ненадолго заслонила чья-то тень, а затем он замерцал вновь.

Прячась в тени заборов, за телегой шел человек.

— Останови! — приказал Кирьян, подняв пистолет.

— Тпру-у! — громко произнес колченогий. — Ну, чего там еще стряслось? Мы так никогда не доедем.

— Заткнись, — прошипел жиган.

Минут пять он всматривался в темноту до рези в глазах. Как будто бы никого. У самого колеса телеги шмыгнула кошка и с тихим шуршанием юркнула в колючий кустарник. Но то не в счет.

— Да нет там никого, — раздраженно подал голос старик, — даже петухи спят в такую пору. Поутру им курочек топтать. Силы-то поберечь надо!

Видно, вправду привиделось.

— Ладно, езжай.

Телега прогромыхала по улице, свернула в узкий переулок и, едва не царапая заборы, тронулась дальше, негромко постукивая коваными ободами по колдобинам.

Трое патрульных вышли из-за плетня неожиданно, будто бы материализовались из сгустка темного пространства. Патруль! Еще один шаг, и Кирьян в свете луны, пробившейся через лоскуты туч, рассмотрел их лица. В общем-то, самые обыкновенные лица, молодые. Их взгляды ничего не выражали. Отсутствовало даже любопытство. Ребят можно понять — за целый день они осмотрели столько подвод, перетряхнули такое количество добра, что от увиденного должно просто рябить в глазах.

У того, что был ближе всех, рука согнута в локте, в крепких пальцах маузер, через распахнутый ворот видна тельняшка. Кирьян обратил внимание, что ствол направлен точно ему в грудь, да и оружие морячок держал привычно. А деревянная пустая кобура с шиком болталась у самого бедра. Интересно, почему это моряки предпочитают именно такое оружие? Тяжеловатое, громоздкое, да и носить его не очень-то удобно, того и гляди покалечит предмет мужской гордости. Такой ствол нужен разве что для убедительности собственных доводов, вот оттого и размахивают им перед носом при каждом удобном случае. На многих это производит впечатление. Другое дело — жандармский браунинг: в карман спрячешь, и оттопыриваться не будет.

Второй патрульный, такой же бравый, стоял за спиной морячка. Рука лениво покоилась на плоской кобуре маузера. Больше по привычке, чем из служебного рвения. Весь вид его как бы утверждал: если понадобится, тогда и пальну, а так чего напрасно переживать.

Если первых двух можно было уговорить насмерть, выстрелив через карман пиджака, то вот третий был опасен. Он стоял немного в стороне, чуть отставив ногу, а вот в руках у него был пулемет «максим». Облегченный вариант, без станка. Лента умело перекинута через руку, чтобы в случае стрельбы случайно не заклинило.

Кирьян представил, как его тело после первых двух удачных выстрелов будет прошито по диагонали пулеметной очередью. Труп в пыли, смешанной с кровью, — это всегда жалкая картина.

— Стоять! — негромко, но довольно веско произнес тот, что был ближе всех. — Кто такие?

— А вы кто? — сдержанно поинтересовался Кирьян. Костяшки пальцев вцепились в браунинг. Нет, не успеть.

— Патруль, — слегка приподнял левую руку матрос, на руке была красная повязка.

— К свояку едем, — бесхитростно пояснил Кирьян, — тут недалеко, вот за тем поворотом, — вскинул он подбородок.

— Что, и бабу, что ли, решили с собой взять? — хмыкнув, вышел из-за спины второй.

Рука его все так же покоилась на кобуре.

— А чтобы веселее было! — улыбнувшись, ответил Кирьян.

— Балагур, значит? — безо всяких эмоций спросил первый. — Это хорошо. Я люблю балагуров. Слезай! — неожиданно жестко приказал он и поднял руку.

Теперь ствол пистолета находился почти у самого лица Кирьяна.

— Это еще зачем? — напрягся Кирьян.