Им удалось уйти, и часа через три, с неимоверным трудом пробравшись в обложенный все тем же ОМОНом город, они уже сидели на одной из принадлежавших их группировке квартир. Говорить ни о чем не хотелось, и они молча пили водку и беспрерывно курили. Несколько оживились они, только услышав в последних известиях по телевизору, что сегодня в ходе мафиозной разборки почти полностью уничтожили друг друга две крупнейшие преступные группировки города и был убит печально знаменитый главарь новых Григорий Каротин. Бросив быстрый взгляд на Красавина, Загладин сказал:
— Менты были предупреждены…
Красавин выпил водку и поморщился. Занюхав ее черным хлебом, он только покачал головой. То, что ОМОН появился совсем не случайно, он понял еще там, у Старой дачи.
— А ты не думаешь… — начал было снова Загладин, но Красавин жестом руки остановил его.
Он смертельно устал для того, чтобы сейчас говорить о серьезном. Он не спал уже почти двое суток, и нервное напряжение, частично снятое водкой, начало спадать. И сейчас он хотел только одного: завалиться спать. А уже потом, на свежую голову, и думать, и говорить, и решать. Допив прямо из горла остававшуюся в бутылке водку, Красавин из последних сил добрался до кровати и прямо в одежде завалился на нее. Через секунду он провалился в глубокую черную яму…
Ровно в восемь часов вечера Баронин занял свой пост напротив того самого дома, где его совсем недавно повязали. Он ожидал появления «старого приятеля», надеясь услышать от него хоть что-нибудь интересное. Вчера он тоже продежурил здесь до семи утра, но Зарубин так ни с кем и не поговорил по телефону.
Стоял легкий морозец, и в холодном воздухе кружились редкие белые снежинки. Зима вообще в этом году входила в свои права как-то робко, словно не решаясь перейти наконец в последнее наступление.
В черном небе горели многочисленные звезды, и от этих летавших в ночи белых мух зеленовато-синий свет казался еще холоднее. В холодном своем равнодушии ко всему земному они бесстрастно взирали и на горевший вечерними огнями город, и на тот дом, в котором жил «старый приятель», и на самого Баронина, наблюдавшего за его пока еще черными окнами. Его ожидание снова могло затянуться на довольно неопределенное время, и только при одной мысли о том, что ему придется торчать здесь в лучшем случае до полуночи, Баронина охватывала тоска. Но что делать? Разница с Москвой составляла семь с половиной часов. И если бы даже Зарубину позвонили в шесть утра, для Москвы это было бы самым нормальным временем.
Притопывая на морозе и время от времени поглядывая на зарубинские окна, Баронин успел поразмыслить о многом. Да, творящееся сейчас в России можно было списать на трудности роста. И кто знает, может быть, пройдет десяток-другой лет, и в России появится средний класс, не будут воровать нефть и алмазы, наконец-то заработают законы, и такие, как он, будут цениться на вес золота? Все может быть, но… у него была одна жизнь и светлое будущее, о котором неоднократно твердили большевики, ему уже не увидеть. Пока он был в своей борьбе обречен. Можно победить Симакова, и даже дюжину таких, как он, но никогда и никому не победить систему!
Углубиться дальше в теоретические умопостроения Баронину было уже не суждено. В зарубинских окнах вспыхнул свет, и он увидел хорошо ему знакомый силуэт «старого приятеля», сразу же усевшегося на кухне за телефон. Зарубину вообще по душе была почему-то больше кухня, где он и проводил все свое свободное от разъездов время. Судя по набираемому номеру, он звонил в Москву, в Николо-Архангельске номера состояли из шести цифр, а он, насколько мог видеть Баронин, набирал их минимум двенадцать. Но напрасно раз за разом он набирал московский номер, ему так и не ответили. Оставив телефон в покое, Зарубин отошел от окна и через минуту снова появился рядом с ним с бутылкой водки и какой-то тарелкой, по всей видимости с закуской, в руках. Баронину было хорошо слышно, как он стучит ножом и вилкой по тарелке.
Насытившись, Зарубин снова попытался дозвониться в Москву, и снова его постигла неудача. Махнув рукой, он закурил и включил телевизор, и Баронин сразу же услышал о сегодняшнем побоище у Старой дачи и подвигах новоиспеченных танкистов. «В этой битве между группировками недавно осужденного Каткова и представителями новой волны, возглавляемой не менее известным в регионе Каротиным, — вещал диктор, — пало около сорока пяти человек, в том числе и сам Каротин. Впрочем, война началась еще вчера ночью, когда была взорвана машина известного криминального авторитета Игоря Красавина. Сам Красавин не пострадал, но погибли находившиеся в машине его жена и телохранитель. К сожалению, самому Красавину, — продолжал диктор, — удалось уйти от преследовавших его омоновцев, и в настоящее время о его судьбе ничего не известно…»
Выслушав это не совсем приятное для него сообщение, Баронин только покачал головой. Ему придется тяжело, если Игоря убрали…