В огромном зале, где шла игра в карты, стояла напряженная тишина, время от времени нарушаемая сухим треском сдаваемых карт и негромкими репликами игроков. Понятно, что даже со всем своим пониманием игры Баронин мог сесть далеко не за каждый стол. За иными изначальные ставки были настолько велики, что тягаться с банкометом могли только очень богатые люди. Но сейчас здесь сидели как раз те, кто был Баронину по зубам.
— Тебе придется смотреть отсюда! — произнес Баронин, направляясь к огражденному медными перилами широкому столу для игры в баккара.
— Ни пуха! — улыбнулась Беата.
— К черту! — согласно обычаю ответил тот.
Заметив Баронина, уже знающий его ведущий, слегка согнувшись в поклоне, снял обтянутую зеленым бархатом цепочку и открыл проход к ристалищу.
— Седьмое место! — негромко произнес он.
Баронин кивнул и, пройдя через ограждение, уселся в удобное кресло. Достав из карманов пиджака деньги, пачку сигарет и зажигалку, он положил их перед собой и внимательно взглянул на сидевшего напротив него банкомета, рослого лысого мужчину в толстых роговых очках и с массивной нижней челюстью.
Почувствовав взгляд Баронина, банкомет тонко улыбнулся одними губами и, в свою очередь, обвел долгим внимательным взглядом сидевших за столом. Против него сражались шесть мужчин и три женщины. Среди них не было ни одного азиата. Почти все были бледнее обычного, и глаза жаждущих помериться силами с судьбой лихорадочно горели. Еще раз скривив губы, банкомет слегка повернул свою массивную и блестевшую в ярком электрическом свете лысую голову, и стоявший рядом с ним крупье достал шесть запакованных колод. Уверенными движениями своих длинных и ловких пальцев он снял обертки и принялся тасовать карты. Делал он это настолько профессионально, что Баронин невольно залюбовался им. Закончив тасовать, крупье сложил колоды в длинный деревянный ящик, инкрустированный слоновой костью и золотом, и почти сразу же раздался низкий голос банкомета:
— В банке десять тысяч долларов!
Правила игры в баккара были довольно просты и напоминали столь распространенное в России очко. Только в отличие от очка в сданных партнерам картах считались только те, которые несли цифровую нагрузку. Ни десятки, ни картинки в счет не шли, а великий туз считался всего за одно очко. Побеждал тот, кто набирал девятку, ибо больше набрать в баккара было невозможно, или любое другое число, но обязательно большее, чем у банкомета. И когда на руки приходили, скажем, восьмерка и девятка, они считались не за семнадцать, а только за семь, тогда к ним прибавлялась по желанию игрока третья карта. Если игроку сдавали две картинки и десятку, он и получал в этом случае как раз то, что и называлось баккара, то есть… ничего! Все остальное походило на очко. Банкомет ставил банк и начинал по очереди его разыгрывать с партнерами. После же того, как банкомет объявлял ставку, в игре происходило следующее. Если первый номер, сидящий по правую руку от банкомета, принимал ставку, он передвигал к центру стола свои деньги, если же ставка казалась ему слишком крупной, он пасовал. И тогда в игру вступал номер третий. Но если никто из сидевших за столом ставку не принимал, то они могли сыграть на одну руку…
Объявив банк, банкомет быстро сдал себе и сидевшему от него по правую руку тощему господину весьма желчного вида по две карты и выжидательно посмотрел на него. Едва глянув на свои карты, тот уверенно взглянул на банкомета:
— Ва-банк!
Банкомет кивнул и взглянул на свои карты. Пятерка бубей и тройка треф, а значит, победа! Желчный господин поморщился, отчего его худое лицо приобрело еще более неприятное выражение, и взглянул на сидевшую рядом с ним толстую даму с длинным черным мундштуком в руке. Теперь была ее очередь бросать вызов…
Баронин вступил в игру, когда банк вырос до ста тысяч. Получив свои две карты, он медленно принялся тянуть их. Натянул же довольно приличное сочетание: две восьмерки. Третью карту он брать не рискнул. Шансов на то, что к нему придет туз, двойка или тройка, было мало, да и не «слышал» он сейчас ничего, не было того волнения, какое его всегда охватывало в те мгновения, когда было суждено выиграть. И он постучал по картам пальцами, что означало «себе». Банкомет перевернул свои карты, и игравшие зашумели. Две четверки гарантировали ему успех, и банк пополнился еще на десять тысяч. Игра покатилась дальше.
Краем глаза взглянув на Беату, Баронин увидел на ее лице уже однажды виденное им на реке хищное выражение. Широко раздув ноздри, она не отрываясь смотрела на двигавшиеся по столу тысячи.
На второй раз Баронин заполучил два туза и пасанул. Когда игра снова вернулась к Баронину, на кону стояло двести пятьдесят тысяч долларов. Вновь получив свои две карты, он вдруг почувствовал, как в глубине души у него стало расти напряжение: пожалуй, удастся сорвать куш. Он взглянул на лежавшие перед ним банкноты: всего около двадцати пяти тысяч… Он открыл рот, и управляющая им сейчас сила заставила его произнести роковые слова:
— Ва-банк!