— Не забывайте, Алекс, — впервые показал зубы Марек, — что у нас Беата…
— Да плевать я хотел на вашу Беату! — презрительно поморщился Баронин, кидая пробный шар своему противнику.
Он с трудом вытащил из лежавшей на подносе пачки сигарету, ибо ему пришлось вытаскивать ее двумя руками, и щелкнул зажигалкой.
— Ладно, — равнодушно пожал плечами Марек, — плевать так плевать… Посмотрим, как вы запоете, когда мы начнем у вас на глазах резать ремни из ее великолепной кожи!
Да, это было уже серьезнее. Впрочем, не в Беате, по большому счету, дело… Снова заговоривший Марек только подтвердил его опасения.
— Ну а если вам и на самом деле плевать на вашу роскошную любовницу, — расставил он последние точки над «и», — то мы искалечим ее, а потом… потом примемся за вас! А у меня есть много способов развязывать языки, и, смею вас уверить, вы позавидуете мертвым, когда я возьмусь за дело…
— И еще как позавидуете, Алекс! — проговорил вошедший в комнату седоватый поджарый мужчина в голубых брюках и белой рубашке с короткими рукавами, позволявшей видеть его тонкие мускулистые руки.
Баронин взглянул на говорившего и… едва заметно улыбнулся. Теперь он знал, что к чему. Не знал он другого. Этот самый Мариховский и был тем незадачливым стрелком, которому в нужный момент отказал автомат, когда он убил одного из подельников Беркетова. Проколовшись с лабораторией, Мариховский и не подумал выходить из игры и уже очень скоро нашел в Бангкоке Беркетова, а через него вышел и на Красавина, за которым установил постоянную слежку. Но грянула война с Чаманандом, «русская бригада» сменила адреса, и Мариховский потерял Красавина из виду. Правда, уже очень скоро он, к своей великой радости, наткнулся на Баронина, которого пару раз видел с Блатом. Все остальное было уже делом техники… И теперь он играл наверняка. Отобранный у американцев героин, а он потратил полгода на поиски этой лаборатории, должен принадлежать ему! И будет принадлежать ему, если ему даже придется разрезать на куски этого молодца с еврейской фамилией и далеко не иудейским профилем.
— Вы напрасно улыбаетесь, — сказал Мариховский, подходя к столу и усаживаясь в одно из стоявших около него кресел. — Дела ваши далеко не блестящи… Я бы даже сказал, — поморщился он, — что они очень плохи, Алекс! Собственно, — продолжил он, — мне нужен не столько сам Валицкий, сколько те деньги, которые он у меня украл! — Заметив удивленный взгляд Баронина, он тут же пояснил: — Я не буду утомлять вас долгим рассказом, но замечу, что из-за его людей я потерял целое состояние! И теперь он мне должен вернуть то, что принадлежит мне по праву, а заодно и выкупить вашу драгоценную жизнь! Если, конечно, — усмехнулся он, — она ему дорога… И решать, Алекс, вам! Если вы уверены, что ваш приятель готов обменять вас… ну, скажем, на три килограмма героина, три я оставляю ему, как-никак он тоже работал, то связывайтесь с ним и пусть нам привозят либо порошок, либо деньги! А чтобы вам поверили, напомните Валицкому об убитом в горах русском парне и трех валявшихся в крови американцах! Если вы не уверены в его лояльности по отношению к себе, то сообщите нам его местопребывание, и мы сами разговорим его, пока в дело не вступил господин Чамананд. Ну а если вам не подходят эти варианты… дело ваше! Помните, Алекс, вырваться отсюда у вас нет ни единого шанса…
Мариховский замолчал и, налив в тонкий длинный бокал коньяку, слегка пригубил из него.
Баронин молчал. Он даже не сомневался, что Красавин вернет этот чертов порошок, но вот уцелеет ли при этом сам? Хозяин Марека прекрасно понимал, что его собственная жизнь, останься Красавин в живых, не будет стоить и ломаного гроша — вряд ли у него хватит смелости и сил пойти против «русской бригады». Говорить о каких-то гарантиях тоже было смешно…
Он посмотрел в открытое окно и высоко в небе увидел парившую птицу. И при виде этой безмятежной и свободной птицы его охватила тоска, ибо решать ему было нечего и Красавина он сдавать не собирался. Он вспомнил Зою, и впервые за много лет у него повлажнели глаза. Она так никогда не узнает, где и как его убили. Для нее он навеки останется пропавшим без вести…
— Так как? — отставляя коньяк, поднял левую бровь Мариховский, отчего его породистое лицо обрело неприятное выражение лавочника, за копейку торгующегося с покупателем.
— Мне надо подумать… — слегка пожал плечами Баронин.
— А чего тут думать? — разочарованно протянул Мариховский, театрально разводя руками. — По-моему, все ясно как Божий день! Ладно, — вдруг махнул он рукой, — черт с вами, думайте! А Марек, — взглянул на давно рвущегося в бой парня, — вам сейчас сделает легкий массаж! Для того чтобы лучше думалось! Как, Марек, готов?