Впрочем, староста кричал скорее для порядка, работавшие на поле крестьяне и без него знали, что надо спешить. Сегодня приедут купцы, а значит, привезут деньги. И пропущенное из-за поливавших целых два дня сильнейших ливней время надо было наверстывать в оставшиеся им до приезда купцов часы. А ведь уже очень скоро пока еще сонное солнце, раскалившись докрасна, начнет припекать во всю свою страшную мощь…
Да, именно из таких вот затерянных высоко в горах на границе с Бирмой деревень, входящих в состав знаменитого Золотого треугольника, и начинал свой страшный путь опиум, превращавшийся по мере своего продвижения к цивилизации в героин и морфий и безжалостно калечивший миллионы жизней в тех же Таиланде, Европе и Америке. Конечно, никто из этих забитых людей даже не задумывался о том, что они заботливо выращивают, а потом и собирают своими потрескавшимися от работы и солнца руками саму смерть. Ибо эта самая убивавшая кого-то на улицах Амстердама и Палермо смерть для них означала жизнь!
А ведь существовали в мире целые государства, бюджет которых на тридцать процентов состоял из «пьяных» денег. И возглавляли эти государства далеко не полуграмотные старосты с кнутом в руках, а получившие университетские дипломы господа! И пока одни из них говорили с высоких трибун о вреде пьянства, другие собирали лившиеся в бюджет огромной страны вырученные от продажи алкоголя огромные средства. Ни растущая от этого алкоголя преступность, ни распадающиеся семьи, ни дети-дебилы не останавливали преступную волю этих людей…
К чести старосты, он тоже порядком вспотел, бегая с одного конца поля на другое. Но своего добился. Ровно в половине десятого работа была закончена, и собранный опиум сложен в корзины.
— Все! — теперь уже довольно прохрипел староста, когда последний крестьянин в рваных штанах и такой же вымазанной землею рубахе высыпал в одну из них собранный им опиум. — В четыре часа зайдете за деньгами!
Крестьяне радостно зашумели и быстро разошлись по домам, солнце начинало припекать уже не на шутку. Им даже не приходило в голову, что проданный ими по десять долларов за килограмм сырец после переработки будет продан в тысячи раз дороже. Здесь, как и в любом производстве, по мере удорожания поначалу сырца, а потом и морфина в дело вступали все новые и новые специалисты. Одни собирали, другие перерабатывали, третьи доставляли в столицу, четвертые продавали его в самом Бангкоке, пятые шли на всевозможные ухищрения, чтобы доставить его в Европу и Северную Америку. А крестьяне? А что крестьяне? По сути дела торгуя золотом, сдыхали в своих хижинах, ссыхаясь от работы и солнца…
Распустив работников, староста направился к себе. Ему давно уже не терпелось отметить окончание работы и пропустить пару стаканов виски, до которого он был большой охотник. В его бунгало, надо заметить, кое-какой уют все же имелся. Особенно староста гордился своим алтарем, на котором возвышалось несколько будд и с утра до вечера дымились благовонные палочки. Старосте нравился их пряноватый запах, и, спускаясь время от времени на равнину, он закупал их сотнями.
Да, от усталости у него было хорошее лекарство, особенно здесь, наверху, где многие даже не знали, что такое больница, и староста, неожиданно для его лет легко поднявшись с пола, подошел к стоявшему в углу комнаты потрескавшемуся от времени шкафу и вытащил из него бутылку. При виде спиртного у него потеплело в груди и судорожно дернулся острый кадык. Да, это было лекарство от всего!
Он налил полную миску и с удовольствием выпил, блаженно щуря глаза. Как ни странно, сам он никогда не потреблял наркотики. Пробовать, конечно, пробовал, но наркоманом так и не стал. Виски нравилось ему несравненно больше… Да, сейчас можно работать, не опасаясь того, что из джунглей полоснет автоматная очередь! А ведь он застал те времена, когда торговцы опиумом расстреливали целые деревни, лишь бы они не доставались конкурентам! А разве не они убили его дядю, ушедшего с караваном на равнину? Хорошо, если он сам сгнил где-нибудь в джунглях, а не сожрали его гиены…
В комнату вошли двое рослых мужчин с пистолетами в открытых кобурах и одинаково прокаленными от тропического солнца лицами. Один из них, высокий и широкоплечий, окинул насмешливым взором поднимавшегося с пола старосту.
— Расслабляешься? — спросил он низким грудным голосом.
— Да, да, — засуетился староста, вставая на ноги.
— Собрали? — последовал новый вопрос.
— Да, да, — закивал крестьянин, — все сделали!
— Взвешивай!
Староста направился к стоявшим у того самого шкафа, в котором хранилась заветная бутылка, корзинам и принялся взвешивать собранный сырец.
— Семьдесят пять килограммов, мистер Гарри!
«Мистер» Гарри довольно усмехнулся. Цифра его явно порадовала. Ведь семьдесят пять килограммов сырца равнялось приблизительно семи килограммам героина. Он достал из кармана тугую пачку банкнот, и староста принялся наблюдать, как тот небрежно отсчитывает купюры.
— Все, старик! — бросил Гарри последнюю сотенную бумажку. — До следующей встречи!
Староста радостно закивал.