Воровской излом

– Операция прошла почти по плану – основные участники были задержаны, но Мамонта в машине не оказалось. Мною было принято решение задержать его на квартире, где его в последний раз видел Самохин. – Он помолчал, стараясь не глядеть в потемневшие глаза генерала. – Но его не оказалось и там. Сознательные граждане подсказали, что искать его надо в ресторане «Арагви». При попытке задержания Мамонтов оказал сопротивление, завладел моим табельным оружием и произвел два выстрела.

Генерал не отрываясь смотрел на него, и лицо его медленно покрывалось красными пятнами. Меркульев понимал, что за этим последует, но отважно продолжил:

– В результате выстрелов были тяжело ранены Самохин и посторонний гражданин, присутствующий в это время в ресторане… Мамонт и подельники задержаны.

– Господи… – простонал Цепков. – Меркульев, ты хоть понимаешь, что творишь?! Через двадцать минут здесь будет главный прокурор, набегут министерские, из облсовета и ЦК! Это же ЧП! Стрельба у Моссовета, мать твою… теперь еще выясняется – из табельного оружия сотрудника!

Меркульев слушал генерала и понимал – влип он на этот раз основательно. Мысленно прикинул, когда и как далеко полетят его погоны. Хотя смелости у него основательно поубавилось, но то, зачем он пришел сюда сразу же после операции, требовало высказаться.

– Товарищ генерал! – прервал он тяжелые раздумья Цепкова. – Я считаю, что нужно немедленно задержать Эйхмана! Он является организатором этой преступной группировки!

Генерал выпучил глаза и заорал так, что жалобно зазвенели стаканы, стоящие вокруг графина:

– Ты дурак, Меркульев?! Ты понимаешь, какую ты кашу заварил?! Что сейчас будет, понимаешь?!

Он вдруг откинулся на спинку кресла и громко выдохнул. На секунду замер, выпрямился и зловеще просипел:

– Постой, ты сказал – Самохин ранен?

– Тяжело, – не стал скрывать Меркульев, – пуля прошла через грудь, навылет.

– Твою мать… – смачно и витиевато выругался генерал, – еще и раненый сотрудник…

– Так как насчет Эйхмана? – попытался напомнить Меркульев.

– Пошел вон с глаз моих! Жди в приемной! – снова разразился матерной тирадой Цепков.

Лентищев, на удивление свежий и собранный, проводил изумленным взглядом выскочившего из дверей Меркульева, пожал плечами и вошел в кабинет.

С каждым входящим чином, все выше и выше по званию, Меркульев все глубже и глубже сползал в кресле. А начальников в кабинет набилось изрядно – случай был действительно из ряда вон выходящий.

Подполковник чувствовал себя премерзко. Усталость, боль от очередной неудачи, ожидание взбучки от начальства – все это не шло ни в какое сравнение с ощущением незаконченного дела. Проклятая ответственность разъедала его изнутри, заставляя, впрочем, как и всегда, идти напролом, невзирая на последствия.

Добавляла страданий неизвестность – он не знал, что там с Борисом, жив или уже стал очередной жертвой его неосмотрительности?

От переживаний и усталости Меркульев задремал, балансируя между сном и явью, тренированным ухом продолжая контролировать обстановку.

Сознание сработало вовремя – он проснулся одновременно со словами майора:

– Товарищ подполковник, вас вызывают.

Встал, одернул куртку, выдохнул и вошел в кабинет.

И тут же встал как вкопанный – за время его дремы в помещении осталось всего несколько человек, но – каких…

Кроме Цепкова, смотрящего на него исподлобья, сидящего в раздумье Лентищева и еще пары незнакомых, но таких же сердитых людей на подполковника остро смотрел представительный мужчина в строгом костюме. Белоснежная рубашка, темно-синий галстук и густющие черные брови на круглом лице. Второй секретарь Московского обкома КПСС Борисенков Василий Михайлович…

С ним Меркульеву, как одному из членов партийной ячейки, доводилось пересекаться на некоторых конференциях, но напрямую общаться – ранг не позволял. А тут – высокий руководитель собственной персоной и явно по его душу.

– Здравствуйте, Александр Александрович! – несколько медлительно, но весомо проговорил Борисенков. – Как вы понимаете, мы здесь собрались по весьма серьезному поводу, к которому вы имеете самое непосредственное отношение.

Он замолчал и внимательно посмотрел на Меркульева, словно проверяя эффект от своих слов.

Подполковнику был знаком такой стиль ведения беседы – секретарь знал, а может, просто догадывался о своей похожести на Леонида Ильича и вовсю этим пользовался.

– Товарищи, – он небрежно кивнул на окружающих, – охарактеризовали вас как грамотного специалиста, способного справиться с самым сложным заданием. К тому же… – Секретарь покопался в бумагах, лежащих перед ним, надел тяжелые очки в роговой оправе и продолжил, не глядя на Меркульева: – Характеристики на вас, как члена партийной организации, выше всяких похвал, Александр Александрович…

Он снова глубокомысленно замолчал. Меркульев почувствовал жжение под ложечкой. Он, конечно, догадывался, к чему это предисловие, и прекрасно понимал возможный финал речи партийного начальства.

– Вы садитесь, у нас разговор долгий, – неожиданно предложил Борисенков.