Воровской общак

— Какой там! Теперь как увидит меня, так старается обойти стороной.

— Здорово ты его проучил, — устав смеяться, заметил Химик.

Никто из сидящих за столом и слушавших Рябого не счел нужным пожалеть Калитвинцева и попавшую с ним в западню женщину. В кругу Савелия проявление жалости к лохам считалось недопустимой слабостью.

Копченый тоже решил своим рассказом привлечь к себе внимание товарищей.

— Со мной, свояки, недавно интересный случай произошел, — начал он свое повествование, видя, как некоторые друзья наливают в свои рюмки спиртное и пьют, другие курят, но все приготовились слушать его. — Недели три назад вечером подъезжаю на тачке к своему дому. Решил перед ночной работой немного перекумарить. Только собрался выходить из машины, как ко мне подкатил на своих двоих один мой сосед. Из молодых, но ранний. «Дядя Коля, разрешите мне с моей девушкой посидеть в вашей машине послушать музыку», — обратился он ко мне с наивной просьбой. Думаю: ничего с моей тачкой не случится, если молодые в ней посидят. Я же понимал, что этот приблатненный хлопец хочет порисоваться перед своей подругой. Пошел навстречу его просьбе. А когда через пару часов вышел из дома, то не увидел ни своей тачки, ни своего соседа-охлаема. Пришлось ловить такси и по кварталам прочесывать весь район города. На Вокзальной улице я их нашел. Мой сосед так врезал тачку в бетонный столб, что она его как будто обняла. Я со злости дал шустряку пару раз по ушам и очень вразумительно поставил ему условие. Если моя тачка к утру не будет иметь прежний божеский вид, то ему придется менять джинсовые брюки на сарафан своей матери. И что же вы думаете? Утром встаю, смотрю и что вижу? У подъезда дома стоит моя тачка, как будто она вчера и в аварии не была…

— Вот тебе и пацан! Оказывается, он из шустрых, — восхищенно заметил Рябой.

— Еще какой шустрый! — согласился с ним Копченый. — В этот день мне надо было встретиться с Карабасом, известным всем вам наркошей. Одно дело решить. И надо же мне было поделиться с ним своей неприятностью! Выслушав меня, он тоже пожаловался мне, что у него в прошлую ночь кто-то с его тачки снял лобовую облицовку. Даже назвал приметы на некоторых своих деталях. Я понял, что мой сосед раздел его машину. Пришлось мне снимать облицовку со своей машины и отдавать Карабасу, а на свою тачку покупать в магазине недостающие запчасти.

— Здорово пацан тебя подставил, — с улыбкой заметил Рябой.

— И что ты с ним сделал? — поинтересовался Савелий, прищурив глаза от едкого дыма своей сигареты.

— Ничего не стал ему делать. Он свои обязанности передо мной до утра выполнил. Раздевая машину Карабаса, он не знал, что она принадлежит вору. Он ее раздевал как тачку любого фраера без задней мысли наказать именно Карабаса. Все это обмозговав, я решил пацана Карабасу на растерзание не выдавать. Но парнишке растолковал что почем. Сейчас я его использую на подхвате вслепую. Дальше еще больше втяну его в нашу работу.

— Как я понял, паренек шустрый и смышленый, поэтому из него толк должен получиться, — сделал свое умозаключение Савелий.

— Я тоже так думаю, — согласился с ним Копченый.

По мере того как авторитеты ели и пили, разговор за столом становился менее общим, что дало основание некоторым из них покидать кабинет по разным причинам. Одни ходили в туалет, другие в бар, а третьи просто выходили на террасу подышать свежим воздухом.

Возвратившийся после такой прогулки Рябой, подсев к Савелию, кивнув на дверь кабинета, сообщил ему:

— Там в зале с подружками, уже на взводе, сидит вдова Кислякова.

— Ну и что из того?

Савелий знал Константина Кислякова как способного коммерсанта, неплохо умевшего зарабатывать деньги. Но однажды, напившись, тот попал на своей машине в дорожно-транспортное происшествие, в результате которого погиб. После смерти Кислякова его жена немедленно продала все ларьки и магазины вместе со всем содержимым. Вырученные деньги она положила в банк под проценты.

Получив капитал и свободу, Кислякова вспомнила, что в свои сорок лет еще не старая женщина и может привлекать к себе мужчин.

— Почему бы нам ее не облапошить, натравив на нее Красавчика? — подкинул идею Рябой.

Идея Савелию понравилась.

— Давай выйдем в зал, там покажешь мне ее.

Савелий и Рябой прошли к бару, где Рябой, встав спиной к залу, стал говорить Савелию:

— Видишь толстячка в темно-зеленой рубашке, танцующего с высокой дамой в черной юбке и розовой кофте?

— С черными длинными волосами?

— Вот это и есть она.

Кислякова Софья Пантелеевна была женщиной высокого роста, с горделиво посаженной головой. Все было при ней: и полная грудь, и впечатляющие бедра, и миловидное лицо. При своих не менее чем восьмидесяти килограммах веса она была такой сочной и аппетитной, что самому Савелию захотелось поласкать ее сдобное тело.

— Хороша чертовка! С удовольствием потоптал бы ее, — не удержавшись, признался он Рябому.

— Так в чем же дело? Я мигом устрою тебе с ней стыковку.

— Ты что, ее знаешь?

— Пока нет.

— Тогда чего ты о стыковке речь повел?

— Пьяная баба себе не принадлежит, она принадлежит всем.