Воровской общак

Оперработники полковника Ухватова, не сумевшие поймать беглеца в первые два дня, с опозданием решили проверить новую версию побега Зипунова. Были приглашены два аквалангиста, которые получили задание исследовать дно и берег около пристани. Аквалангисты обнаружили искусственный грот, в котором скрывался некоторое время Влас. Они изъяли из него оставленный за ненадобностью фонарик, на котором были обнаружены отпечатки пальцев беглеца.

Позднее прозрение оперативников ИТК уже не могло вернуть назад упущенное время, потраченное на отработку неверной версии побега.

Вместе с тем оперуполномоченный отряда, в котором работал Влас, взял под оперативную разработку всех зеков, с которыми беглец был в дружеских отношениях.

В круг его внимания попал и Даутов Кушбий…

Основная масса знакомых Власа по колонии ничего не могла сказать полезного оперработнику, даже если бы желала ему в том помочь. Только один Кушбий мог что-то поведать «куму» о Власе, но гордый горец не мог пойти на такой шаг. Не говоря уже о том, что Влас был его кровником и многое знал о его преступном прошлом, которое было укрыто от следствия. Так что у Кушбия по многим основаниям не было желания делиться с «кумом» своей информацией о Власе.

После побега Власа зеки несколько месяцев только и говорили что о нем. Все пришли к выводу, что побег из колонии все-таки возможен, но совершить его способен только очень умный, ловкий человек, мыслящий неординарно, умеющий провести и зеков, и ментов и не доверяющий свою тайну предстоящего побега никому.

Однако, объективно оценивая свои возможности, основная масса заключенных и не помышляла о побеге. Те же зеки, которые неверно оценили свои силы, следуя примеру Власа, бросились в бега, и неудивительно, что за три месяца два зека были убиты солдатами при попытке к бегству и трое тяжело ранены.

Такой плачевный результат отрезвил большинство буйных голов и заставил отказаться от совершения неподготовленного побега. Все пришли к выводу, что без помощи с воли он невозможен.

Постепенно жизнь в колонии потекла по прежнему трудовому ритму. Возможность побега стала для зеков просто стимулом, который бодрил кровь похлеще дури и спиртного. Такие умники своими планами о побеге уже ни с кем не делились. Каждый думал и мечтал по-своему. К счастью для зеков, думать и мечтать никому не запрещалось. Крамольные мысли наказанию не подлежали.

ГЛАВА 4

Откровения неуловимого палача

Хвастуны редко бывают храбрыми,

а храбрые — редко хвастунами.

И. Кант

После побега из колонии Влас как мог старался изменить свою внешность. С этой целью он уже четыре месяца отращивал усы, носил солнцезащитные очки.

Приехав поездом на железнодорожный вокзал Краснодар-1, где через площадь располагалась и автостанция, он купил себе билет на автобус, следующий по маршруту Краснодар — Черкесск. Ему досталось шестнадцатое место. Рядом с ним села женщина примерно такого же возраста, как его мать. При ней были две хозяйственные сумки. Она не пожелала сдать их в багажное отделение, и они мешали пассажирам, загораживая проход. Те делали ей замечания по поводу создаваемых ею неудобств, но она деловито отгавкивалась, заявляя, что ее проблемы их не касаются. При этом водитель автобуса в спор не вступал и проявлял завидную терпимость к соседке Власа.

Знакомиться и вступать в беседу с такой женщиной Власу не хотелось. От скуки он решил почитать газету, оставленную кем-то из пассажиров в сетке задней спинки сиденья.

Газета называлась «Всякая всячина». Бегло просматривая ее, Влас с удивлением подумал: «Газета мартовская, сейчас октябрь. Как она могла с той поры сохраниться?»

Его заинтересовала статья «Неуловимый палач» журналиста Александра Сидячко. Отпетый убийца, на счету которого восемьдесят шесть жертв, дает журналисту интервью.

Прочитав очерк, Влас рассердился на редактора, журналиста и убийцу-ликвидатора. «Если это первоапрельская шутка, — подумал он, — то зачем фантазию одного дурака всерьез воспринимает другой, на этот раз уже журналист? И что характерно — редактор находит возможным печатать эту чушь!»

В статье ликвидатор лихо делится с журналистом, как он убил восемьдесят шесть человек. У журналиста дух захватывает, когда он видит перед собой убийцу без маски. Он забывает о гражданском долге, об уголовной ответственности за недоносительство и укрывательство, прячется за право журналиста не разглашать сведения о лице, давшем ему интервью. А что, интересно, уважаемому Сидячко в это время подсказывала совесть? Или для журналистов она не обязательна?