Воровской общак

— Я, мама, о нем все знаю. Знаю, что мое счастье с ним может быть недолгим. Что его может найти милиция и забрать от меня, но я все равно не жалею, что судьба свела нас и я стала его женой. Пускай я живу с ним меньше года, но он солнцем осветил мою одинокую, бесцельную жизнь. С ним у меня появились цель и смысл жизни.　

— Как я поняла, он у тебя нигде не работает. Тогда интересно знать, за счет чего вы живете? Может, мне оказать вам материальную помощь?　

— Мы с Владиком живем богато, а где мы берем для себя это богатство, вам, мама, лучше всего не знать.　

— Значит, он опять занялся своим прошлым ремеслом и убивает людей? — испуганно прошептала Фаина Даниловна.　

— Можете быть спокойной: крови людской на его руках нет.　

— Разве вам нельзя жить так, как все люди живут?　

— Другие, может быть, и могут, а ему нельзя. Не забывайте, что он находится во всероссийском розыске.　

Вздохнув, Фаина Даниловна была вынуждена смириться с тем, как живут ее дети, поняв, что не в ее силах изменить их образ жизни.　

Поговорив по душам с невесткой, Фаина Даниловна точно так же по душам беседовала с сыном, используя моменты, когда невестка была занята какой-нибудь работой. Зайдя к сыну в спальню, где он отдыхал, она, присев на кровать у его изголовья, запустив пальцы в его чуб, издалека начала разговор:　

— О чем, сынок, задумался?　

— Ты же знаешь, мать, что мне есть над чем думать.　

— Конечно, знаю, сынок! — вздохнув, соглашалась она. — Где-то я тебя упустила и не заметила, как ты у меня стал непутевым.　

— Почему я у тебя непутевый?　

— Родного сына с женой не могу по-человечески встретить у себя дома, с приглашением гостей, весельем, как делается у всех нормальных людей. Даже не могу похвастаться ни тобой, ни невесткой.　

— Так уж круто получилось, что на повороте судьбы жизнь занесла меня не в ту сторону.

— Вот так, по-бандитски, и будешь жить, пока тебя не поймает или не застрелит милиция?　

— Мы хотим с женой поднакопить побольше денег, чтобы их хватило на всю оставшуюся жизнь. После чего сменим местожительство. Уедем в какую-нибудь глушь, станем воспитывать детей и спокойно доживать до глубокой старости. Обязательно тебя возьмем к себе.　

— А сейчас разве вы не можете подняться, куда-то в глубинку переехать и тихо там жить?　

— Можем, но к переезду мы еще не готовы.　

— Почему?　

— Лишняя сотня миллионов в нашей новой жизни нам не помешает, а ее надо добывать.　

— Ты наглеешь и рискуешь страшно. Может, тебе лучше было и не убегать из колонии? Я тогда была бы уверена, что там ты будешь живой.　

— Не нужна мне такая жизнь. Что бы со мной ни случилось, — поднявшись с кровати и сев рядом с матерью, произнес он, — я не жалею, что совершил побег. Одного того, что я женился и у нас с Лалинэ будет ребенок, уже достаточно, чтобы мне не сожалеть о совершенном мной поступке.　

— Здесь ты прав, — вынуждена была согласиться с ним мать. — Но ведь ты продолжаешь по-прежнему совершать преступления, мечтаешь еще обогатиться на сотню миллионов. Это сколько же людей тебе придется обидеть, обокрасть? Бог все видит и может тебя сильно наказать.　

— Я с тобой согласен и даже понимаю тебя, но я качусь по наклонной плоскости, и у меня нет сил остановиться.　

— Ты хоть людей больше не убивай! Не бери тяжкий грех на душу.　

— Я тебе обещал и сейчас говорю, что убивать людей не буду.　

Беседа с матерью была для Власа тяжкой и неприятной. Чтобы как-то успокоиться, он, прервав с ней разговор, вышел во двор покурить. Понимал ведь, что не поговорить с ним на интересующую ее тему она не могла, и все же было тяжело.　

На третий день пребывания у матери утром за завтраком Влас произнес:　

— Вы на земле самые близкие и родные мне люди. Что бы со мной ни случилось, будьте опорой друг другу. Для этого я и устроил вам встречу…　

Слушая его, Фаина Даниловна молча плакала, лицо Лалинэ выглядело печальным. Обе понимали даже то, о чем Влас только думал и не хотел им говорить…　

В этот день гости решили возвратиться к себе домой. Расставание было тяжелым для всех. Удастся ли еще когда-нибудь вот так, всем троим, встретиться, и по хорошему поводу?　

Если Фаине Даниловне нельзя было на людях выражать свою радость, что к ней в гости приезжал сын с невесткой, то точно так же она не могла открыто пойти проводить его на автостанцию.　

Трогательное ее расставание с детьми проходило у нее во дворе. Она понимала, что сын ее — убийца, опасный преступник, но как дети не выбирают родителей, так и родителям не приходится выбирать себе детей. Они их любят такими, какие они есть.　

Ее сын дома был всегда добрым и внимательным к ней. Но желание как можно быстрее обогатиться любым способом сделало его в конечном итоге гонимым и преследуемым изгоем, терпеть которого в своей среде общество не желало.　

Мать его действия осуждала, но приказать себе ненавидеть свое кровное, единственное дитя и не любить его было выше ее сил.