Но на большее его, как всегда, не хватило. Он оставил нудное занятие и погрузился в решение далеких от лингвистики проблем. А свой утраченный к письменам пыл объяснил тем обстоятельством, что в них подробно перечислялись имена всяческих богов и фараонов, мало интересных для науки.
Как бы там ни было, Юнг поступил с этой работой так же, как и со своим трудом по волновой оптике: забросил ее на самом пороге открытия. Когда же его посетила мысль вернуться к прерванному исследованию, то обнаружилось, что "поезд ушел, и рельсы разобрали".
Надписи на Розетском камне оказались полностью расшифрованными молодым, энергичным и крайне собранным Жаком Франсуа Шампольоном. "Камушек" обессмертил его имя так же, как другому ученому Луиджи Гальвани принес славу суп с лягушачьими лапками.
Да прольется свет на природу света
Как вы думаете, что произойдет, если мы взглянем на небосклон науки через примитивную оптическую трубу Птолемея и подсчитаем число блуждающих там звезд с помощью придуманного Джоном Атанасовым персонального компьютера? А вот что: оно заметно превысит количество так называемых "устойчивых" светил, которые ни за что не уступят другим своего "звездного" места. В случае же если нечаянно выяснится, что оно занято ими не совсем по праву, то они из кожи вон вылезут, лишь бы не пересесть с трона на табуретку и не оказаться в созвездии Пса после обжитого созвездия Лебедя. Этого не даст им сделать страсть к славолюбию — одно из самых неприятных проявлений испорченной человеческой природы.
И все-таки блуждающие приоритеты и их истинные авторы своей незавидной участью будут обязаны не столько порокам и заблуждениям замечательных людей, сколько тем замечательным идеям, которые созревали в головах исследователей, либо когда не наступила пора сбора урожая, либо когда сами идеи не были готовы к тому, чтобы превратиться в неопровержимые теории. Помните обидчивую тираду яйца Ганзера из широко известного романа Роберта Шекли: "…сижу себе, никого не трогаю, как вдруг кто-то приходит и меня собирает!" То же происходит и с идеями, которые имеют обыкновение сопротивляться, когда их начинают неожиданно и несвоевременно "собирать".
Давайте посмотрим с этих позиций на научные изыскания в выяснении природы света, которыми помимо Гете, Ньютона и Гука занималось не одно поколение естествоиспытателей. Почему в раскрытии этой тайны они постоянно наталкивались на какие-то рогатки, то шли вперед, то внезапно откатывались назад? Почему одни впадали в крайность идеализированных представлений, а другие были склонны искать в световых явлениях непременно нечто материальное, наподобие ньютоновых корпускул? Почему, наконец, ученые, придерживающиеся более прогрессивных взглядов, неизменно встречали на своем пути мощную волну сопротивления со стороны своего же круга? И как случилось, что более чем через столетие вокруг волновой теории света, сформулированной на основе научного наследия Гука и Марци французским физиком Огюстеном Френелем, вновь разгорелись научные страсти?
Дело в том, что многим исследователям того времени было не по силам разобраться в сложном математическом аппарате учения Френеля, и его наотрез отвергли, невзирая на одобрительные отзывы отдельных "китов" науки. Прогрессивную идею предали забвению, а приоритет прочно и надолго закрепился за однобокой корпускулярной теорией Исаака Ньютона. Ладно, будь на дворе XVII век, но XIX?! Не правда ли, странно? Ведь к тому времени уже был выявлен механизм распространения света, вошедший в науку как "принцип Гюйгенса", обнаружены явления преломления и интерференции света. Наконец, в 1819 году состоялось открытие Френелем дифракции света, блестяще подтвержденное его расчетами. Разве все это вместе взятое не противоречило положениям Ньютона и не свидетельствовало в пользу именно волновой теории?
Возражения были просты до предела — не верим! — и больше походили на эмоциональные вопли яйца Ганзера, нежели на научные контраргументы. Френелю оставалось только иронизировать над запутавшимися в формулах коллегами: "Мы согласны, что теория действительно сложна, но неужели природу могут остановить трудности подобного рода". Ну, а чем дальше в лес, тем больше дров.