Ворожей Горин – Посмертный вестник

— Ну да, ну да… — задумчиво протянула сестра. — А эта девушка тоже из вашего прихода? Монахиня, должно быть? Из «белого» монашества, как я погляжу.

Очевидно, сестра имела в виду белые легинсы, обтягивающие соблазнительную попку вурдалачки.

— Вера… — одернул я сестру. — Это мои гости. Они приведут себя в порядок и уйдут. Это не обсуждается.

Тут Вера перевела взгляд на нашу утопленницу.

— А вы, полагаю, решили в апреле искупаться исключительно по причине ЗОЖ? Купальник дома забыли? Или вас в том пруду крестили?

— Вер, не начинай, — вновь осадил я сестру. — Дай нам час времени и, если не трудно, подбери что-нибудь из своих старых шмоток для девушки. Не ходить же ей мокрой или голой по дому.

— Ну да, — согласилась Верка, поцокав языком, — голой, да перед святым отцом, это не дело.

Колкость сестры оба моих спутника пропустили мимо ушей. Я их заранее предупредил, что теплого приема не будет, такой уж характер у сестренки. Она моих нормальных-то баб на дух не переносит, чего уж говорить о вурдалачке, с ног до головы измазанной грязью.

Пока наша гостья приводила себя в порядок в ванной, Вера не упустила возможности еще раз меня подколоть.

— Гриня, — начала она, — ты же в курсе, что в Тропаревском пруду воды по колено? Тонула она, говоришь?

— Утопала, — кивнул я на это, переодеваясь в сухое. — Не все умеют плавать. Даже там, где по колено.

— Ты же понимаешь, насколько это странно выглядит? Ты ее якобы спасал, а она тебе за это всю морду расцарапала?

— Да, — кивнул я сестре, — в состоянии аффекта еще и не такое можно учудить. Пройдет. И потом, ты же знаешь, что самое правдивое оправдание зачастую выглядит, как самое неправдоподобное.

— Ты врешь мне, братик, — шикнула Верка и укатилась на своем кресле в свою комнату, не забыв добавить при этом свой веский ультиматум. — Переоденется, чай горячий выпьет и пусть уматывает туда, откуда пришла.

— В озеро? — решил пошутить я, но тут же поплатился за эту шутку.

— Да хоть в колодец, лишь бы ее духу через час тут не было.

— Часа будет за глаза, — пообещал я сестре и пошел успокаивать своего кота.

Василий, как увидел в нашем доме вурдалачье семя, чуть не поперхнулся нелюбимым сухим кормом, а когда пришел-таки в себя, разразился тонной нецензурной брани. Разумеется, никто кроме меня, его не слышал, для всех он мирно мурлыкал, а вот я в свой адрес наслушался будь здоров.

— Так надо, Вась, — постарался я обозначить между нами границы дозволенного. В конце концов, это он мне слугой приходится, а не наоборот.