– Знаешь, – наконец, сказала Анна. – Моя жизнь не была усыпана розами. Когда после музыкального училища я поняла, что мне не дано, я ушла и начала все начала сначала. С ноля. Мне приходилось много плакать. Рухнула первая любовь, попрощалась с музыкой, муж, талантливый человек, неожиданно тяжело заболел, потом умер. Ну и так… рыдала по всяким грустным поводам. Но вот сейчас были совсем другие слезы. Какие-то очистительные, святые, что ли. Я очень рада за тебя, Боря. И горжусь тобой. Ты можешь делать прекрасные вещи. Тебе дано. Ты проводник. Сейчас я в этом убедилась точно.
– Тебе понравилось? – обрадовался Борис.
– Да. Очень. Это, если хочешь знать, третья часть твоего «Сада». Она лучше двух предыдущих. Впрочем, так, наверное, и должно быть. Здесь больше трагизма, глубины. Больше жизни.
– Да, – согласился Борис. – Это все случилось сегодня. Целая гора впечатлений. И смерть друга, и поток новой музыки, наконец – ты и твоя любовь. Так странно. Бывают дни пустые, как гнилой орех. А сегодня…
– Я приготовлю ужин, – сказала, улыбнувшись, Анна. – У меня есть «Шампанское».
– Что мне делать? – спросил Борис. – Я люблю тебя все больше и больше. Думаю о тебе. Вспоминаю каждую мелочь. Скоро, чувствую, ты станешь необходима мне, как воздух. От тебя тоже исходит музыка.
Анна потрепала его по волосам.
– Ты фантазер. Мальчишка и сочинитель.
– Это плохо?
– Это замечательно.
Она прошла на кухню, а Борис так и остался сидеть за роялем, завернутый в простыню, как в кокон. На душе его было легко и светло, словно он шел солнечным ранним утром по извилистой лесной тропинке. Солнце путалось между деревьев. Свежо и густо пахло хвоей.
«Как, в сущности, мало нужно для счастья, – подумал Борис. – Любимая работа и любимая женщина. Все остальное – мышиная возня».
Потом они сидели за столом и пили за новое сочинение Бориса, за Анну, за любовь, за всю чудесную музыку мира.
– Ты, наверное, устал сегодня? – неожиданно спросила Анна.
– С чего ты взяла? – удивился Борис.
– Тогда иди ко мне. Мы с тобой так редко видимся.
Они снова любили друг друга. Изысканно, томительно, страстно.
Около одиннадцати Борис засобирался домой: его мучили дурные предчувствия.
– Я позвоню, – грустно сказал он перед дверью.
Анна печально улыбнулась.
– Позвони.
В квартире все еще стоял неистребимый запах блинов. На кухонном столе торчала опорожненная наполовину бутылка «Шампанского». Две сигареты, затушенные и скомканные как попало, валялись рядом с пепельницей.
Тамара, широко раскинувшись, снова лежала на диване во всей верхней одежде. Больная нога, неловко вывернутая, свисала прямо до пола. На носу виднелась кровавая ссадина. Это означало, что Тамара падала, и Борис представил себе, как она поднималась.
Тамара громко и натужно храпела. От этого храпа хотелось бежать куда угодно.
Борис вздохнул и вынул пачку сигарет. Жить здесь у него больше не было сил, но и бросить жену в таком состоянии он просто не мог: слишком многое связывало их.
В тупом безмолвии Борис выкурил на кухне сигарету. Тут стояла какая-то могильная тишина, словно кто-то настолько сжал пустоту, что в нее не мог просочиться ни один звук.
Дым висел над головой голубыми, застывшими волнами. Где и как он проглядел Тамару? С этим нужно было что-то делать. Только вот что?
Ночь сулила ему череду кошмаров, если сон вообще мог посетить его под аккомпанемент громогласного храпа.
Борис зашел в ванную и принял душ. Тело посвежело, но душу все равно скребли чьи-то острые когти. Он расстелил постель, выключил свет и лег.
Ужасный храп Тамары, словно в отмщение за измену, терзал его. Неожиданно она снова начала стонать, бредить, говорить с кем-то. Это было более, чем серьезно. Борис прислушался.
– Архангел! – отчетливо молила Тамара. – Почему ты молчишь? Гавриил, отчего ты не дашь мне Иоанна. Уйдите все! Оставьте нас одних. Расходитесь. Оставьте нас одних. Ну что ты стоишь, Гавриил! Неужели ты не можешь понять – я не Елисавета. Меня зовут Тамара. Но что это меняет? Ты же знаешь, мне нужен младенец. Ребенок, Гавриил! Неужели ты не можешь понять? Осталось совсем немного времени. Бабий век короткий. Испроси соизволения у Господа.
Потом начался какой-то словесный винегрет, и Борис понял: дело плохо. Он вскочил и набрал номер «скорой».
Машина приехала довольно быстро. Врач и с ним двое подручных медиков осмотрели Тамару. Но и проснувшись, она никого не видела, продолжая говорить с кем-то другим.
– Она верующая? – спросил врач?
– Да, – сказал Борис. – Но не очень.
– Я где-то читал, что глубокая вера приводит к фанатизму, – сказал один из медиков.
– У нее другое, – объяснил Борис. – Она не может родить ребенка. Поэтому..
– Ясно, – сказал врач. – Мы заберем ее. Психоз – это не шутки. Это, может быть, звонок с того света. Правда, – замялся доктор, – потребуются лекарства и все такое.
Борис понял его и достал из пиджака сто долларов.
– Хватит? – спросил он.