Ворожея. Любовью спасены будете...

В половине одиннадцатого они вышли на станции Рязань-первая и еще тридцать минут трюхали на троллейбусе до Торгового городка. Там им пришлось сидеть почти час. Автобус до Солотчи отошел, когда они входили на автостанцию. Мария Ивановна поставила Вилечку в очередь в кассу, а сама пошла к расписанию. Как и ожидала, с двенадцати до двух – перерыв, поэтому надо было обязательно сесть на двенадцатичасовой автобус, а там или рейсовым до Матурова, или поймать попутную, если повезет. К счастью, билеты были, и они, просидев сорок минут на улице под распускающейся сиренью, благополучно влезли в автобус.

Все село вытянулось вдоль дороги. От автостанции пришлось почти километр идти до крайнего дома. Мария Ивановна сняла с калитки большой амбарный замок и толкнула плечом. Калитка качнулась, но не открылась, что-то мешало с той стороны. Вилена отошла и села на скамейку, вкопанную у высоких, черных от времени ворот. Мария Ивановна постояла, прикидывая, как бы попасть на ту сторону, потом, вспомнив что-то, сказала:

– Подожди меня, – и пошла в обход забора, окружающего дом и двор.

Вилена сидела на скамеечке и ковыряла веточкой влажную черную землю с пробивающейся нежной травкой. Наконец за воротами что-то загремело и калитка распахнулась. Мария Ивановна вытирала вымазанные ржавчиной руки.

– Да, за два года немудрено, чтобы никто не влез! Но дом, кажется, не тронули. Заходи. – И подхватила сумку.

Дом спасла невероятная железная дверь, толщиной в сантиметр и по периметру окованная железной полосой. Маша сняла с засова еще два амбарных замка, они вошли в дом. Пыль, паутина по углам и дохлые мухи на подоконниках.

После похорон бабушки Мария Ивановна впервые приехала в этот дом и первым делом распахнула окна.

Вилена стояла в дверях и чихала.

– Надо проветрить, – сказала Мария Ивановна, – слишком пыльно.

Она зашла за печку, пошарила в небольшом кухонном столе и взяла старый ржавый нож, за рукав втянула Вилену в комнату и заложила нож за наличник двери. Потом расстегнула пуговицы на ее плаще, помогла его снять и повесила его на крючок у двери. Виленку же за руку провела к столу у окна и посадила на скрипучую кушеточку.

Выглянув на улицу, она увидела направляющуюся к их дому согнутую старуху в болоньевом плаще, натянутом поверх телогрейки, валенках и черном платке. Мария Ивановна не видела лица из-за надвинутого платка, но и без того знала, что это сестра отца, тетка Евдокия. Мария Ивановна отвернула воротник куртки и вытащила три швейных иглы, быстро обошла окна и вставила по игле в каждую раму.

Скрипнула калитка, громыхнула дверь в сенях, заскрипела, отворяясь, железная дверь в дом, и вдруг все стихло. Мгновение ничего не было слышно, и потом слабый старушечий голос проскрипел:

– Марьюшка, с приездом.

– Добрый день, теть Дусь, – отозвалась Мария Ивановна и открыла внутреннюю дверь. На самом пороге, еще более склонившись, стояла тетка Дуся и, вывернув голову, смотрела на племянницу. Но Мария Ивановна не спешила приглашать в горницу.

– Что-то спину прихватило, – пожаловалась старуха. – Не посмотришь?

– Сейчас не могу, – встревоженно сказала Мария Ивановна, видно было, что ей очень не хотелось впускать тетку в дом.

Старуха сделала шаг назад и, чуть разогнувшись, цепким взглядом окинула комнату, увидела отрешенную Вилену у окна.

– Твоя девка-то?

– Моя, – сказала Мария Ивановна и попыталась выдавить старуху в сени, прикрывая за собой дверь.

– Ученая ты, Марьюшка, – проскрипела старуха, – вижу, первым делом охорон поставила. Поглядим, чему тебя Марфа выучила.

– Глядите, да глаза берегите, – резко сказала Мария Ивановна. – И Людке накажи.

– Да уж передам. – Тетка Дуся повернулась к выходу и пошаркала валенками, потом через плечо бросила: – А девка порченая, что ли?

Мария Ивановна вдруг рассвирепела:

– Не твоего ума дело, старая! Сама разберусь!

– Ну, разбирайся, разбирайся! А я тебя предупреждала, когда ты за своего выходила.

Мария Ивановна с треском захлопнула дверь в сени и накинула крючок.

– Зашевелились, вороны, – проворчала она, – прибраться не дадут.

Она сходила к колодцу через дорогу от дома и принесла два ведра воды. Пока шла до колодца, пока крутила ручку, поднимая мятое ведро на здоровенной цепи, и шла обратно, чувствовала недобрый взгляд от третьего дома, но оглядываться не стала. У самой калитки пробормотала тихонько что-то и плюнула себе под ноги. Ощущение взгляда сразу пропало, а Мария Ивановна, удовлетворенно улыбнувшись, вошла во двор.

Время обеда уже прошло, они наскоро перекусили тем, что с собой привезли. Много ли им было надо, но Мария Ивановна тщательно следила за рационом Вилены и голодать не позволяла. Она растопила печь, прогревая два года не топленный дом. Развесила, просушивая, тюфяки и одеяла. Все это время Вилена сидела сложив руки и смотрела задумчиво в окно на распускающуюся зелень. Уже в сумерках Мария Ивановна подбросила дров в печку и, укладывая Вилену, как в детстве подоткнула одеяло.