На следующий день они дожидались в разных углах старого владения, пока Гертруда уйдет. Муттер оставался в денниках, с загруженными на воз ящиками, тогда как она завтракала с Измаилом. Закончив, она ушла через парадную дверь, объявив, что вернется этим вечером к семи. Измаил нетерпеливо ждал, пока ее проворные шаги исчезнут с улицы, потом вскочил на ноги и отпер дверь. Поторопился к конюшне, тихо проскользнул внутрь и взошел на ожидавшую двуколку.
Длинный тонкий ящик, бывший «Уроком 318: Копья и луки (Старые Царства)», надежно привязали к открытой телеге. Его содержимое извлекли, и теперь оно скрывалось за старым пыльным занавесом в дальнем углу денников; его замена выжидающе присела в укрытии. В боку коробки просверлили дырку, в полуметре от закрытого торца, и Муттер, затворяя за собой ворота, видел проблеск глаза. Этим утром он не проронил ни слова; инстинкт говорил ему подчиняться в стоической, бездеятельной манере, пока внутри отчаянно билось желание, чтобы все кончилось как можно скорее.
Трясущиеся и потрясающие фрагменты внешнего мира, которые увидел Измаил, поразили и взволновали его. Смятение масштаба и запахов заводов высвободило такие сенсорные реакции, о существовании которых он и не подозревал. Цвета были куда ярче, чем на проекциях в башне, и он чувствовал огромность всего, пока город взрывался разнузданной энергией. Он не ошибся насчет глаз; Гертруда говорила правду, и скоро он узнает, говорила ли правду Лулува.
Когда они достигли склада, Измаила переполняли вопросы, он давился ответами. Муттер отворил ворота и провел лошадь на двор, привязал дымящееся животное к балясине разгрузочной платформы и вернулся к входу, чтобы запереть изнутри. Он достал из-под облучка огромную связку ключей, затем грубовато постучал по ящику циклопа. Измаил показался, щуря единственный глаз, пока привыкал к свету.
Они вошли на склад. Муттер принялся за обычные дела – искал указания и узнавал подробности следующей поставки ящиков. Он обернулся объяснить важность своей функции циклопу, но того и след простыл. Старик закончил с делами и подождал, когда Измаил вернется и поможет поднять коробки, но шли минуты, он терял терпение и злился и, наконец, решил самолично загрузить повозку. Два новых ящика отличались от остальных – ярлыки были надписаны уже не красным, а ярко-голубым.
Уложив груз в фургон, Муттер отчаянно старался выдумать правдоподобную историю о том, как оказался в этом положении. Его выдумки были чудовищны, одна нелепее другой; даже он видел, что они совершенно невероятны. К возвращению беглеца он решил, что единственный выход – правда.
– Отправимся? – спросил Измаил.
Тонкий ящик остался на возу, и циклоп втиснулся обратно, крепко затворив за собой крышку. Гробовое возвращение домой, хотя по-прежнему насыщенное событиями, затмилось странным зрелищем на складе; мысли не могли успокоиться. Когда ухабистый путь был окончен и они вновь оказались в стенах конюшни, циклоп медленно выполз из своего заключения с театральным усилием.
– Благодарю, герр Муттер, – сказал он. – Этот секрет останется между нами. Никто и никогда не узнает о нашем времени вместе.
Слуга открыл дверь и впустил его в дом. Облегчение было чудесным, и он снова запер циклопа, вернувшись к семье до появления госпожи Тульп; он не собирался общаться этим вечером еще и с ней или позволять ей заглянуть в свои слишком честные глаза.
На следующий день он вернулся в дом с великой легкостью в сердце. Он планировал задать корм лошадям, провести день в их великолепном нехитром обществе и позволить хитросплетениям дома самим заботиться о себе.
Он уже снова почувствовал себя как дома, возился с навозными вилами, когда в ушах внезапно и скрипуче грянул голос из склада: