Воры в ночи. Хроника одного эксперимента

Арье не шевелится, я решил, что он спит, и продолжал путь к Пещере. Через узкий вход я спустился в помещение для захоронения. Там было грязно, пахло сыростью и мочой. Вокруг этого помещения в стене расположены три ниши, каждая размером с небольшой гроб. Но предков хоронили без гробов, просто заворачивали в простыни и запихивали в нишу. В первой нише лежали разбросанные кости, другие были пусты. В первой нише всегда есть огарок свечи. Я зажег его и стал спускаться по скользким ступенькам в нижнее помещение, стараясь не удариться головой о камни. Там находились еще три ниши, средняя — с безголовым Иешуа. Над узким входом в нишу были выбиты четыре буквы: юд, шин, вав и айн. Я смотрел на кости в песке и безуспешно пытался себе представить, что на этих жалких костях когда-то была теплая плоть, плоть эту покрывала экзотическая одежда, а в недостающем черепе — работала мысль. Меньше всего я мог себе представить, как этот человек выглядел при жизни. Однако я, вероятно, унаследовал от него какую-то частицу его существа. В моей сперме имеется сложная, но устойчивая группа молекул, которая дошла непосредственно от него и, возможно, в один прекрасный день я, с помощью Эллен, передам их по цепочке дальше. Все это похоже на длинный трубопровод, только тянущийся не в пространстве, а во времени; через каждую милю времени, или около этого, имеется кран, прикрепленный к паре чресл. Когда этот кран открывается, древняя струя смешивается с потоками в других трубопроводах. Разветвленная система ирригации, как на наших огородах, только охватившая всю иссохшую земную кору. Так-то!

Если подумать, не так уж много кранов можно и насчитать между старым Иешуа и мной. Длина трубопровода всего каких-нибудь 17 веков, что соответствует примерно 51 поколению. Возможно, старый Иешуа был одним из воинов Бар-Кохбы, воевал против легионеров на этих самых галилейских холмах, его жена и родственники погибли на кресте, а его пропавшая голова, когда-то бородатая, с морщинистым лбом, была полна Вещами, Которые Надо Забыть.

Я вылез из пещеры. Снаружи меня ждал Гури, волнуясь, что одна тридцать шестая часть его коллективного хозяина исчезла под землей. Увидев мою голову, он взвыл от радости, а так как мне понадобились руки, чтобы выбраться, он воспользовался случаем и облизал мое лицо своим слюнявым языком. Я, разумеется, был в восторге. Нет ничего более лестного, чем внимание собаки с ярко выраженной индивидуальностью. Люди ценят в вас те или иные качества, но для собаки вы «вещь в себе».

Спускаясь по склону, я смотрел под ноги и выискивал монеты и глиняные черепки. В это время года здесь находят много монет: осенние дожди вымывают их из-под разрушенных террас. На днях доктор философии нашел большую редкость, Judaea capta[18]. Ему везет. Мне попалось только несколько римских и византийских монет.

Когда мы с Гури подошли к Арье, он сидел и курил сигарету вместе со своим другом Уалидом, пастухом из Кафр-Табие. Гури, у которого сильно развиты национальные предрассудки, зарычал на Уалида, но одного слова Арье было достаточно, чтобы он прижал уши и улегся в классической позе сфинкса, высунув язык и наблюдая за нами.

Я пожал руки Арье и Уалиду и присел покурить. Уалид — тихий и очень вежливый парень. Началась обычная церемония вопросов и ответов, по сравнению с которой английский салонный разговор о погоде выглядит слишком грубым и примитивным:

— Как здоровье, Уалид?

— Здоров, слава Богу.

— У тебя все в порядке?

— Да, слава Богу, у меня все в порядке.

— А твой отец тоже здоров?

— Да, мой отец вполне здоров, слава Богу.

— Я рад, что твой отец здоров, Уалид.

— Вполне здоров, слава Богу.

— А как поживает твой старший брат?

И так далее, при чем перечисляются все члены семьи, лошадь, двое мулов, скот и птица. Ответ всегда будет, что все хорошо, даже если семья, вместе со скотом и птицей, готова вот-вот умереть. Успокаивающий и приятный ритуал! Когда мы с ним покончили, Уалид, пожевав стебелек травы, сказал:

— Я только что заметил твоему другу, что ваши молодые деревья очень красивы.

— Уалид любит деревья, — объяснил Арье лениво.

— Почему бы вам не посадить деревья в Кафр-Табие? — спросил я.

— Тс-тс, — покачал головой Уалид, — это невозможно.

— Почему невозможно?

— Они долго не продержатся.

— Почему?

— Поссоришься с соседом, и он вырубит деревья.

— Это очень плохо. И ничего нельзя поделать?

— У нас выращивать деревья невозможно.

Мы посидели молча, посматривая на овец и на облака. Арье предложил нам еще покурить, но у него остались только две сигареты, и мы с ним покурили одну на двоих. Уалид дважды вежливо отказался, но на третий раз взял. Через минуту он сказал:

— Очень уж вы бедные.

— Не очень. И мы только начинаем.

— У вас есть тракторы и электричество, но нет сигарет.

— Все деньги мы вкладываем в тракторы и машины и через некоторое время будем богаты.

— Нет, — сказал он, — если у вас будет больше денег, вы купите больше тракторов.

Почему-то меня его замечание рассердило, и я сказал, чтобы подразнить его:

— А у вас нет ни тракторов, ни сигарет.