В зале музейном злодей обнажил нож стальной заостренный. Резать картины из рам принялся, народную гордость. (Делать не надо так, дети, я раньше уже объясняла!) Целых шестнадцать холстов искромсал стервец неумелый, в трубку свернул, да собрался музей покинуть. Створку открывши окна на втором этаже, бельевую веревку он вынул. Но Рок уже отмечать идиота судьбину принялся: лез по веревке, она оборвалась, рухнул злодей с высоты и крепко отшиб себе пятки.
Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос, следом за ней на работу пришел музейный хранитель, с ним и коллеги пришли, незримые миру герои, что за зарплату в копейки культуру для нас сберегают. Непотревожены двери стоят, и ничто беспокойства в первый момент поутру у музейщиков не вызывает. Вставленный ключ провернулся, и хаос открылся пред ними. Рамы пустые висят, с них свисают преступно ошметки. Бросились убыль считать, оказалось, еще раз, шестнадцать вынес полотен преступник, музея лихой посетитель.
Список печальный потерь я для вас сейчас заритмую, собственно, с целью такою глава и задумана эта.
По алфавиту начнем, и тогда нам Стефан Бакалович, академист и поляк, первый повод для слез предлагает: многофигурная скука с конями, камнями и солнцем, и Александр Великий встречаем еврейским народом.
Варнек А. Г., портретист (современник Тропинина милый), здесь предсказуемо будет одним представлен портретом, а на портрете Оленин сутулый в медалях показан, он в Академии данной давненько служил президентом.
Следом любитель эфебов идет Александр Иванов, он на этюде искусном своем натурщика нежно нарисовал и рисунком таким, наверно, гордился.
Две потеряли картины Крамского, отличные это были портреты. На первой – Архип небезвестный Куинджи, жгучий брюнет бородатый, эффектно был другом написан. Был утратой второй профессора Карла Ф. Гуна, академиста, портрет. Землистый сюртук с бородой небогатой в целостный образ слагались под кистью Крамского искусной.
В мартирологии следом будет работа Ланского (инициала не знаю, но, вероятно, Ивана), про Иисуса Христа и десяток евреев, проказой тяжко страдавших (нет, девять, один из них был самарянин). Всех их Бог исцелил, но только последний вернулся, чтобы «спасибо» сказать (о неблагодарности притча).
Дальше, увы, был Малявин, но, к нашему счастью, не девы пышнопурпурные с вором ушли, а банальный «Натурщик».
Снова сейчас низойдем мы в бездны академизма: Мудрый вот Ярослав дарует русским законы, в профиль занудно позируя. Автором этой картины Малышев был, о таком едва ли вы слышали в жизни.
Дальше на «Р» будет Репин (логично – великий художник). Им сотворенный «Натурщик» наг, хоть отнюдь не эфеб он. На втором из этюдов мы видим Ангела Смерти. Гибелью перворожденных карать он послан Египет.
В список попала «Голгофа», автор – художник Савицкий.
«Т» – «Теребенев», портрет им создан был скучноватый. Федор там Алексеев, академист-живописец, немолодой и печальный, сидит в мундирчике черном.
Порван тропининский холст… Академии плюнули в душу. Жадной рукою был осквернен портрет знаменитый «Уткин» – великий гравер, российской слава гравюры, тоже, к несчастью, вошел в потерь исчисленье печальных.
Был лишь один натюрморта мастер в эпоху царизма. Хруцкий – вот имя его, белорус по графе был он пятой. Вор и его не забыл, картину вынес с «Плодами»: чтоб подавиться ими тебе, вандал энергичный.
Ранний берем классицизм, Екатерины эпоху. Жил и работал в ту славную пору Василий Шебуев. Выдран его «Актеон», и он выдран и содран рулоном. Вора испепели, могучий гнев Артемиды!
«Дачи Мордвинова парк» Иваном Шишкиным писан. Там Петергофа дубы стоят в молчании знойном. Плачем об этих дубах и завершаем сей список, наши 16 картин утраченных в нем перечислив.
«Сделали это свои! – поутру вопили газеты. – Слишком легко украсть из музея их оказалось! Тайный коллекционер им свои накатал пожеланья: этим и обусловлен комплект такой необычный!»