Читаем Восемь бессмертных полностью

И тут неожиданно появились нищие, старик и девочка. У мужчины были давно нечесаные волосы, грязное лицо. На одной ноге — страшные язвы и нарывы. Одежда на обоих была драной и ветхой. Не успели еще они приблизиться, как в нос от них шибануло зловоние, да такое, что вынести было невозможно, тянуло на рвоту.

— Сжальтесь, подайте чего-нибудь!

Но монахини поспешно зажали носы и закричали:

— Прочь, прочь, пошли вот отсюда! У нас нет ничего, чтобы подать вам!

Однако глаза побирушек были прикованы к пампушке в руках у одной из женщин:

— Мы уже два дня ничего не ели, а на улице так холодно Мы будем не в состоянии идти, если не поедим; не сможем двинуться с места. Пожалейте нас!

Но кто мог предположить, что сердца у этих монахинь стали твердыми, как камень или железо. Они даже руками замахали:

— От вас так разит, что мы сейчас просто умрем! А что касается пампушек, то это священные продукты. Тот, кто их съест, может стать святым; разве можно такое подавать нищим! Пошли прочь отсюда, да поживее!

Но те двое еще медлили, еще надеялись; и тогда одна из женщин стала пинать их ногой, выкрикивая:

— Ах, не понимаете! Вас просят, а вы не уходите! Да вы своим смрадом отравили весь воздух в нашем священном месте!

Нищие развернулись, сделали несколько шагов и вдруг растворились в воздухе, исчезли. Ведь это были переодетые Хэ Сень-гу и Люй Дун-бинь. Они специально спустились к людям, чтобы испытать сердца тех, кому в свое время сами же и помогли.

Хэ Сень-гу протяжно вздохнула:

— Эх, могла ли я подумать, что все десять дней напрасно старалась (за эти десять дней на земле прошло десять лет), и что эти люди, оказывается, столь жестокосердны!

На следующий день снег повалил еще обильнее, падали и пампушки, но холодные, густо облепленные снегом. Монахини стали поднимать их с земли, надеясь, как и те, самые первые послушницы, стать долгожительницами-святыми. Однако на сей раз пампушки были другими: стоило попытаться их откусить, как они превращались в камни. Каменных хлебцов падало с неба все больше и больше, некоторые попадали и в головы монахинь, и те, обливаясь кровью, бежали подальше, кто — куда. Послушницы навсегда исчезли, а каменные пампушки остались, и лежат там по сегодняшний день.


Цветок лотоса и Хэ Сень-гу

Из последней истории вы узнаете, отчего в руке эта девушка непременно держит цветок. В данной легенде утверждается, что Сень-гу родилась в селении Ню-цзяо (Коровий рог) на берегу речки Хуай-хэ. Родители ее рано умерли, и девочка пошла работать прислужницей в дом к пожилой женщине.

Та была толстой и злой, ленивой и жадной. Казалось, ее в жизни интересовала лишь еда, и она целыми днями "работала" палочками, а ребенок выполнял всю работу по дому.

Несмотря на тяжелую жизнь и работу с рассвета до полуночи, девочка была мягкосердечной и всегда подавала нищим, за что ей каждый раз доставалось палкой от хозяйки. Однажды женщина наказала Сень-гу:

— Я отлучусь из дома, а ты должна намолоть свежих бобов, чтобы получились соевое молочко и творог доу-фу.

Весь день ребенок работал без устали, а когда бобы были перемолоты, то полученную жидкость она перелила в большой чан, чтобы молочко загустело. И в это время к воротам подошло семь человек:

— Мы не ели три дня, пожалуйста, помогите нам, девушка!

Одежда на них была драной, и выглядели нищие очень жалко. А один даже был с костылем. Девушку тронула их убогость, и она стала быстро наливать ложкой из чана соевое молоко в пиалу хромому Тхе-гуай Ли. Руки остальных тоже жадно потянулись к ней:

— И мне! И мне!

— И мне!

Девушка замешкалась: их так много, придется раздать все отжатое молочко. Но ведь тогда мне здорово достанется от хозяйки! А с другой стороны, я такая же несчастная и бедная, как и они. Я должна помочь им! "Пусть даже меня побьют, я не могу не поделиться с такими же обездоленными, как и я", — решилась Сень-гу и налила каждому по пиале.

Все молочко было быстро выпито, и девушка улыбалась, видя счастливые лица нищих. Поблагодарив, они удалились. А вскоре и старуха вернулась. Приближался час расплаты. Хозяйка внимательно осмотрела кухню: почти все бобы были смолоты, а молока — лишь на донышке.

— Как такое могло получиться?! — Нахмурила она брови.

У Сень-гу не было выбора, и она во всем призналась, за что и получила скалкой по спине.

— Немедленно верни этих нищих-попрошаек, иначе я убью тебя!

Миновав бамбуковую рощу, девушка обнаружила их под ветвистым деревом. Глотая слезы, она поведала о том, что произошло после их ухода.

— Ну, это уж чересчур! — Возмутились нищие. — Пойдем к твоей хозяйке!

А та уже поджидала у ворот.

— Немедленно верните мне все мое молоко, — крикнула старая женщина, тыча пальцем в несчастных скитальцев и брызжа слюной.

Недолго думая, те подошли к чану, плотно окружив его, наклонились и исторгли из себя все выпитое. А затем спокойно удалились. Возмущенная хозяйка замахнулась палкой:

— Теперь твоя очередь: ты должна все это выпить!

— Не могу, не могу это пить! — Девушка в ужасе схватилась за щеки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги / История / Поэзия