Восемь дней Мюлера

Ассоль провела Мюллера через рынок насквозь, и вскоре они достигли места, где разворачивался лазарет. Женщины, чем-то неуловимым похожие на Ассоль, раскладывали ровными рядами одеяла на подушках из лапника, на обрывках всякого тряпья, а то и на голой земле, тут и там расставляли бочки с водой, какие-то банки и склянки, с лекарствами, надо полагать. Хотя Ассоль говорила, что от чумы лекарства нет... может, просто не знает?

Мюллер выбрал женщину поавторитетнее, подошел к ней и вежливо спросил:

- Скажите, пожалуйста, тетенька, а у вас в этой банке лекарство от чумы?

Тетенька посмотрела на него тем же самым осуждающим взглядом, каким раньше смотрела Ассоль.

- Не держите зла на моего сына, - сказала ей подошедшая Ассоль. - Он у меня... гм... странный...

Лицо тетеньки просветлело, как будто она только что не понимала что-то важное, а теперь вдруг поняла.

- Блаженны нищие духом! - провозгласила она и сделала жест, отгоняющий нечистую силу. - Молись, сынок, кайся и не греши. И да пребудут с тобой светлые боги!

- А чего мне каяться? - удивился Мюллер. - Я же не грешил. А бояться я и так не боюсь, а что светлые боги со мной, так это я знаю наверняка, вон, час назад с Птаагом беседовал.

Ассоль дернула его за руку и сказала:

- Пойдем.

Мюллер стал протестовать, дескать, куда пойдем, мы уже пришли, забыла, что ли? Вот же лазарет, давай, начинай выслуживаться, а то помрешь быстрее, чем судьба переменится. Но ничего сказать Мюллер не смог, потому что Ассоль разозлилась и изругала его на чем свет стоит, почитай, два года уже так не ругала. А авторитетная женщина смотрела на Мюллера как на адского выползня и обеими руками делала жесты, отгоняющие нечисть. Мюллер решил, что она расстроилась от известия о чуме, а он своим здравомыслием ее смущает. Тогда он применил универсальное средство, всегда избавлявшее от подобных собеседников - сделал придурковатое лицо и проникновенно произнес:

- Я за тебя помолюсь.

Смятение моментально оставило тетеньку, та улыбнулась, пробормотала нечто невнятное и пошла куда-то по своим делам.

- Не выпендривайся, - сказала Ассоль сыну. - Не строй из себя слишком умного.

Мюллер пропустил эти слова мимо ушей. Он давно уяснил, что когда Ассоль смущена, она всегда так говорит, а другого смысла в этих словах нет. Казалось бы, что может быть проще, чем сказать: "Ты меня смущаешь, перестань". Но взрослые так не говорят, а вместо этого поучают не по делу. Может, потому боги и насылают на взрослых так много несчастий, что их тоже достала их бестолковость?

Будь Мюллеру пять лет, а не десять, он бы обязательно задал Ассоли этот вопрос и поверг бы ее в еще большее смущение. Но Мюллеру было десять, и он уже знал, что некоторые вопросы лучше не задавать. Он промолчал.

- Что, заболел мальчик? - услышал Мюллер незнакомый мужской голос.

Обернулся на голос и увидел, что вопрос задал высокий молодой мужик в знахарской мантии, солидный такой мужик, внушительный. Мюллер не сразу понял, что вопрос относится именно к нему.

- Нет, мы добровольцы, - ответила Ассоль.

- А почему такой грязный? - спросил знахарт.

Ассоль посмотрела на Мюллера, будто впервые увидела, и всплеснула руками:

- Ой! Ты где так испачкался?

- Я тебе уже говорил, - ответил Мюллер и насупился.

Его всегда злило, когда мама задает вопрос, выслушивает объяснение и тут же забывает, что услышала, а потом ругается, что ничего не сказал. И не только мама такая, взрослые все такие. Хотя знахарь, может, и нормальный.

- Да неважно, - сказал знахарь. - Пусть сходит в умывальник, а одежда сама обтрясется. Тебя как зовут, добрая женщина?

- Ассоль, - ответила Ассоль, улыбнулась и стрельнула глазами, как все время делают шлюхи в таверне, где работает отчим Барт.

- Раньше в лазарете работала? - спросил знахарь.

- Нет, - помотала головой Ассоль. - Но теорию знаю.

- Теорию все знают, - сказал знахарь. - Иди вон туда, видишь, целая стайка пингвинов, их прямо в монастырях учат за больными ухаживать.

- Пингвинов? - переспросила Ассоль.

Знахарь открыл рот, чтобы начать объяснять, но Мюллер успел объяснить раньше.

- Монахинь, - сказал он. - Они издали похожи на заморских птиц.

- Ох, - сказала Ассоль и покраснела.

- Она раньше была монахиней, - сказала Мюллер знахарю.

И сразу понял, что сморозил глупость, вспомнил, как сильно она стесняется той истории, когда Барт якобы вынудил ее нарушить обеты. На самом-то деле вынудил ее не Барт, а сам Птааг, а подговорил его Мюллер, но Ассоль придумала себе другую историю, а в правду верить не хочет, хотя Мюллер ей однажды рассказал, как все было на самом деле. А она сказала, чтобы он так больше не фантазировал, дескать, сказки придумывай, а реальные истории не переиначивай. Так и не поверила, что Мюллер ничего не переиначивал, а рассказал ей истинную правду и ничего сверх того.

- Пойдем, Мюллер, - сказала Ассоль.