Восемь Драконов и Серебряная Змея

— Его жизнь вне опасности на следующие несколько часов, — оповестил всех Кужун. — За это время, нужно решить, как помочь юному Дуаню.

— Папа? Я искал тебя, — раздался с земли слабый голос. — Брат Шэчи, сестрица Вань, и вы здесь?

— Что ты сделал, Юй-эр? — обеспокоенно спросил Дуань Чжэнчунь. — Что за умение применил?

— Я… я использовал Искусство Северной Тьмы, — растерянно ответил юноша. — Оно должно было разрушить меридианы злодея. У меня не получилось?

— Получилось, и даже больше, — задумчиво ответил Инь Шэчи. — Ты не просто истощил ци того тибетца искусством моей секты, а поглотил ее. Сейчас, ты переполнен энергией, словно кожаный мех, в который влили бочку воды. То-то твое сердце колотится, будто хочет пробиться наружу.

— Благодарю, юный господин — после ваших слов, все стало яснее, — с пониманием на лице кивнул Кужун. Обращаясь к наследному принцу, он продолжил:

— Меридианы юного Дуаня распирает изнутри. Я временно остановил ток энергии в них, и это позволило твоему сыну вновь обрести ясность разума, но нужно поскорее придумать способ облегчить его состояние. Если оставить все, как есть, бурлящая в нем сила искалечит его.

— Что же делать⁈ — всполошился Дуань Чжэнчунь. — Придумайте что-нибудь, наставник! — наморщивший лоб монах ответил задумчивым молчанием. Беспокойно бегающий взгляд принца обратился на Инь Шэчи.

— Та целительская техника, которой ты хотел иссушить меридианы Юй-эра! — воскликнул мужчина. — Что, если он применит ее сейчас?

— Здесь нет достаточного числа болящих, — с сожалением развел руками юноша. — Ваши раны, батюшка, как и ранения уважаемых наставников, не осушат и двадцатой части того океана силы, что бушует сейчас в жилах Дуань Юя. Нужно что-то намного сильнее.

— Здесь есть такая техника, — медленно проговорил подошедший настоятель храма. — Техника, что требует от практика огромной внутренней силы. Наследие семьи Дуань. Божественный Меч Шести Меридианов.

— Разумно ли это — вынужденно постригать в монахи юнца, которому не исполнилось и двадцати, и который, к тому же, наследует трону нашего царства? — нахмурился Кужун. — А без пострига, мы не можем преподать юному Дуаню наш тайный стиль.

— Ты всегда относился к правилам и законам с большим почтением, брат, — заговорил один из монахов, также приблизившийся к группе, что собралась вокруг Дуань Юя. — Это — несомненная добродетель. Ты старше на поколение и меня, и даже настоятеля, и твое водительство всегда помогало нам найти правильный путь. Но в этот раз, мне кажется, ты не совсем правильно видишь происходящее, — он с извиняющейся улыбкой поклонился.

— О чем ты, Бэньгуань? — непонимающе спросил Кужун. — Правила нашего монастыря обязательны для всех его послушников. Недобровольный постриг, без сомнений, дело неправедное. Что, по-твоему, я упустил? Или ты хочешь, чтобы мы сделали юному Дуаню ту же поблажку, что и его отцу?

— Я говорю, что нам нет нужды делать Дуань Юю поблажки, — спокойно ответил Бэньгуань. — Из всего можно извлечь урок. Пусть мое разумение и невелико, но, надеюсь, я сумел понять кое-что новое из столкновения с тем неправедным тибетцем. Долгие десятилетия мы берегли искусство Божественного Меча Шести Меридианов, словно одну из монастырских святынь, и, видать, позабыли, что оно не принадлежит нам. Позабыли настолько, что принуждаем его истинных владельцев, Дуаней, следовать нашим правилам для его изучения. Да, брат Кужун, — поднял он ладонь, упреждая замечание старого монаха. — Передав нам Божественный Меч Шести Меридианов в древние времена, государь наш Дуань Сычжоу согласился, что правила храма Тяньлун едины для всех, и ежели кому-то из семьи Дуань потребуется наша помощь в изучении их тайного семейного стиля, этот человек примет постриг. Но подумай, не поступаем ли мы неразумно, цепляясь за это правило сегодня? Для спасения жизни, одному из Дуаней требуется семейное боевое искусство Дуаней. Можем ли мы ставить Дуань Юю какие-то условия в нынешнем положении, и не будет ли это гордыней с нашей стороны? — Кужун, хотевший было возразить, крепко задумался, мотая ус на палец, и что-то бормоча под нос.

— Бэньсян, Бэньцань, — обратился он к двум другим монахам, также присоединившимся к общему собранию вокруг Дуань Юя. — Что вы думаете о словах Бэньгуаня?

— Я, пожалуй, соглашусь с ним, — добродушно ответил один из них, чуть обрюзгший, нестарый ещё мужчина. Он с лёгкой улыбкой почесал голый подбородок. — Все же, не стоит нам с таким тщанием держаться за мирские секреты.

— Мы обязаны следовать заветам основателей, брат Бэньсян, — возразил второй. Он, в противоположность своему круглолицему собрату, был сухощав, морщинист, и обладал остроконечной, полностью седой бородой. — Сегодня, ты забудем положения монастырского устава, а завтра, начнем оспаривать учение Будды? Нет, это совершенно не годится. Лучше изыскать другой способ для спасения юного Дуаня.

— Мнения высказаны, — остро глянул Кужун на Бэньиня. — Что ты решишь, настоятель?