Восемь летчиков или хозяин Байкала

КОМИССИЯ: В виду ухудшения состояния пациента, заседание переносится на следующие дни, когда ему станет лучше.

…Женька посмотрел на два оставшихся листа и процедил гневно сквозь зубы:

- Вот действительно, что крысы тыловые! Иначе не назовёшь.

Семёнович вздохнул.

- А на следующий день из области прилетел председатель комиссии. И вот, что из этого вышло…

********

Женька взял последние листы протокола и, бросив на друзей взгляд, зачитал оставшийся машинописный текст.

« В виду осложнений здоровья пациента и нежелания к дальнейшим беседам, а так же непонятном состоянии психики при встрече с председателем комиссии, которого он, судя по его выкрикам, каким-то образом узнал или был знаком ранее, комиссия пришла к неутешительному заключению. А именно: все, сообщённые пациентом сведения представляют собой навязчивые галлюцинации, вызванные потрясением от смерти своих товарищей и помутнением на этой почве рассудка. Возбуждение ассоциативных зон коры головного мозга привело к провалам памяти и отключению подсознания, благодаря чему пациент продолжал автоматические действия на рефлекторном уровне. Он выжил благодаря сработанному природному рефлексу организма. Всё что делал Александр, было следствием неадекватной реакцией его психики на окружающую среду. На основании выше изложенного, отчёт об экспедиции, предоставленный Александром, считать недействительным.

Подписи.

Объект исследования: Александр (фамилия не указывается)

Характер исследования: прогрессирующая психологическая травма, вызванная галлюцинациями после смерти близких ему людей.

Способ лечения: инъекции, психотерапия, локальный карантин.

Место лечения: клиника военной части в\ч 40852, город Усть-Баргузин».

КОНЕЦ ПРОТОКОЛА.

…Женька отложил старый лист, и все в немом молчании воззрились на Семёновича.

- Да, - вздохнул тот после некоторого размышления. – Всё предельно ясно и понятно, не так ли? Был ещё последний лист, - пояснил он. – С фамилиями, именами и учёными званиями членов комиссии, а так же датой исследования Саши. Но я его потерял вместе с теми начальными листами протокола. Да они и не важны, фигурально выражаясь. Картину вы и так, надеюсь, уяснили в целом.

Наступила гнетущая тишина.

- А что это за история с возгласами Саши, когда он на следующий день увидел председателя комиссии?

Семёнович усмехнулся.

- А вот это самое интересное. Мы подходим с вами к логическому завершению: помните, я в начале рассказа о протоколе просил вас заострить внимание на этой любопытной личности?

- Ты о председателе, который прилетел из области в самый последний день заседания?

- О нём, родимом, о нём… - загадочно подмигнул Семёнович.

-И что?

- Как и упоминалось в последнем листе протокола, Саша узнал его. Когда на следующий день пациент предстал перед комиссией, председатель как раз обсуждал со своими коллегами его состояние, как вдруг, вошедший Саша внезапно вскрикнул, схватившись за спинку стула, не успев даже присесть на него.

- Он увидел председателя?

- Да. И узнал его. Догадываетесь, кто это был?

- Лётчик… - тихо прошептала Нина.

И тут вагончик буквально взорвался от всеобщего восторга. Нина ахнула, Женька поддержал её руками, бригадир отчётливо прокашлялся, а Миша уставился на рассказчика, словно видел его последний раз в жизни.

- Лётчик! – кричали все. – Лётчик! Лётчик!

- Да, - помолчав, продолжил Семёнович. – Это был снова наш лётчик. СЕДЬМОЙ по счёту. Разумеется, он был старше по возрасту, как и подобает академику, но то, что это был постаревший Игорь с Курской дуги, у Саши не возникло никаких сомнений. Мне потом мама рассказывала, что Саша в истерике начал кричать: «Вот он! Вот он! Седьмой лётчик!», указывая на него пальцем и шарахаясь в сторону двери, где его уже поджидали санитары. Маме обо всём этом позже рассказал тот самый профессор, что передал ей листы протокола. Саша узнал седьмого лётчика, и им оказался председатель комиссии.

- Сто чертей в задницу… - выругался бригадир.

- Вот так, друзья мои. – Семёнович аккуратно сложил все листы протокола. – Больше Санька я не видел. Мама мне позже сказала, что его на военном вертолёте отправили сначала в Иркутск, а затем самолётом в столицу, в какую-то секретную лабораторию под ведомством КГБ. На тот момент мы его потеряли. Это была середина осени 1979-го года. Это было в Усть-Баргузине. И поскольку нас с мамой на территории Байкала больше ничто не держало, мы возвратились на Большую землю, где и остались жить: я окончил школу, а мама поступила на работу в библиотеку. Но это уже другая история, и к нашему повествованию не имеет отношения. Сколько мама не пыталась, ещё там в Усть-Баргузине, а позже и в Нижнеангарске, организовать экспедицию к могиле папы, ей всюду давали, как у нас говорят «от ворот поворот». Всё было покрыто тайной, и никто из чиновников не хотел брать на себя ответственность перед негласным запретом структуры КГБ наложить печать секретности в данной истории. Мы так и уехали ни с чем.

Он вздохнул и подвёл итог: