Говорят, что тем, кто бросил пить, нельзя терпеть голод. Сегодня я почти ничего не ел, не считая хот-дога в парке. При одной только мысли о еде меня едва не вывернуло наизнанку.
Я пошел в гостиницу. Буквально на каждом шагу попадались или бар, или лавка, торгующая спиртным. Я поднялся к себе в номер и просидел там до собрания.
Я пришел на собрание за несколько минут до начала. Человек шесть приветствовали меня по имени. Я налил кофе и сел.
Выступавший вкратце изложил историю своей пьяной жизни, а большую часть времени посвятил описаниям несчастий, свалившихся на его уже трезвую голову. Брак распался, младшего сына переехал пьяный водитель, сам он долго был безработным и перенес несколько приступов тяжелейшей депрессии.
— Но я все равно не пью, — заявил он. — Когда я первый раз пришел сюда, люди тут говорили, что нет ничего хуже, чем пить. Что от этого вся жизнь идет наперекосяк. И еще говорили, что программа лечения составлена так, что пить нельзя, пусть хоть задница у тебя отвалится, но ни-ни. И вот что мне иногда кажется… Что я сижу трезвым просто из чистого идиотского упрямства. Ничего… Как бы оно там ни складывалось, надо потерпеть…
В перерыве мне захотелось уйти. Вместо этого я налил еще кофе и взял несколько больших печений. И вдруг вспомнил, как Ким говорила, что она жуткая сладкоежка. «Могу есть что угодно и хоть когда-нибудь прибавила бы унцию. Ну разве это не счастье?»
Я ел печенье. Для меня это было все равно что жевать солому, но я все равно ел, а потом запил кофе.
Началось обсуждение, и одна дама долго и бессвязно рассказывала о своих взаимоотношениях с каким-то мужчиной. Она надоела всем до чертиков — каждый день долдонила одно и то же. И я отключился.
Я сидел и твердил про себя: я Мэтт, и я алкоголик. Прошлой ночью убили мою знакомую. Она наняла меня, чтобы я спас ее от гибели. А дело кончилось тем, что я убедил ее, что она в безопасности, и Ким поверила. А убийца обманул меня, заговорил зубы, а я клюнул на его удочку, и вот теперь Ким мертва, и ей уже ничем не поможешь. И это грызет меня, и я не знаю, что теперь делать… И на каждом углу каждой улицы в этом городе — по бару и по одному винному магазину на каждый квартал. И выпивка не вернет ее к жизни, и трезвее от нее я не стану, но какого, собственно, черта? Какого черта я должен мучиться? Почему?..
Я твердил себе: я Мэтт, и я алкоголик, и мы тупеем на этих дурацких собраниях, без конца говорим одни и те же глупости, а тем временем там, на улице, все эти звери убивают друг друга! Мы говорим: «Не пейте», «Как это важно — быть трезвым» и еще: «Потихоньку, постепенно»… И пока мы бубним об этом, как какие-то безмозглые зомби, мир подходит к роковой черте.
Я подумал: «Мое имя Мэтт, и я алкоголик. И мне нужна помощь».
Но когда очередь дошла до меня, сказал:
— Мое имя Мэтт. Спасибо за внимание. Я очень ценю эти собрания. И думаю, что пока просто послушаю.
Сразу после молитвы я ушел. Не стал заходить ни в «Кобб корнер», ни к «Армстронгу», а вместо этого дошел до своей гостиницы, миновал ее и прошагал еще полквартала до одной забегаловки, «Джой Фэррел», на углу Пятьдесят восьмой.
Народу там было немного. Из музыкального автомата доносился голос Тони Беннета. Бармена я не знал.
Я оглядел витрину за стойкой. И заказал первое попавшееся на глаза виски — «Эли Тайм». Я заказал его неразбавленным и еще стакан воды, запить. Бармен поставил виски на стойку передо мной.
Я взял стаканчик и начал разглядывать содержимое. Интересно, что я ожидал там увидеть?
Итак, я посмотрел, а потом выпил.
Глава 7
Ничего особенного. Сперва я даже не почувствовал вкуса, затем немного заболела голова и слегка затошнило.
Что ж, это и понятно. Просто организм отвык. Ведь я держался целую неделю. Когда это последний раз удавалось удержаться от выпивки целую неделю?
Я не помнил. Возможно, лет в пятнадцать. Или в двадцать. Точно не скажу.
Я стоял, опершись о стойку локтем, поставив одну ногу на перекладину табурета, и пытался разобраться в своих ощущениях. Нет, сейчас вроде бы получше, чем несколько минут назад. С другой стороны, я никак не мог понять… Странно…
— Повторить?
Я уже собрался было кивнуть, но спохватился и отрицательно покачал головой.
— Не сейчас, — ответил я. — Вы не разменяете мне доллар? Мне надо позвонить.
Бармен разменял и указал на кабинку платного телефона. Я плотно прикрыл за собой дверь, достал записную книжку и ручку. Несколько двадцатицентовиков ушло на то, чтобы выяснить, кто занимается делом Ким Даккинен, еще пара — на его поиски, и пот, наконец, я набрал номер участка в Мидтаун-Норт. Попросил позвать детектива Деркина, и чей-то голос ответил:
— Погодите минутку, — а потом: — Джой? Это тебя.
После паузы в трубке раздался уже другой голос:
— Джой Деркин, слушаю вас!
Я сказал:
— Деркин, это Скаддер. Хотел узнать, арестован ли кто-нибудь по делу об убийстве Ким Даккинен.
— Простите, не разобрал вашего имени…
— Это Мэттью Скаддер, и не волнуйтесь, я не пытаюсь получить у вас информацию. Я хочу ее дать. Если вы еще не арестовали этого сутенера, я могу подсказать, где его искать.