Восемь миллионов способов умереть

— А почему бы, черт возьми, и нет? Во всяком случае, попробую.

Достал записную книжку, набрал номер Санни. Нет ответа. Позвонил к себе в гостиницу. Ничего. Ни от Санни, ни от Дэнни Боя, ни от кого бы то ни было еще, с кем виделся прошлой ночью. Дэнни Бой, должно быть, еще спит, он никогда не встает так рано. И остальные, наверное, тоже спят.

Чанс просил передать, чтобы я позвонил. Я уже начал было набирать номер, но передумал. Если Джен идет на собрание, не стану же я сидеть здесь и дожидаться его звонка. Ее консультантше это наверняка не понравится.

Собрание проходило на втором этаже, в здании синагоги, что на Форсит-стрит. Курить там запрещалось. Как-то непривычно было сидеть на собрании «А. А.» без клубов густого табачного дыма.

Там было человек пятьдесят, и, похоже, она их всех знала. Представила меня нескольким знакомым, чьи имена я тут же забыл. Вообще я чувствовал себя не в своей тарелке, видя, сколько внимания мне уделяется. Да и внешний вид тоже не прибавлял уверенности. Хотя спал я и не в одежде, выглядела она весьма плачевно после той ночной схватки в Гарлеме.

Результаты ее сказались также и на самочувствии. Я понял, насколько мне паршиво, только выйдя из квартиры Джен. Голова болела — в том месте, к которому приложился его подбородок. На одной руке, у предплечья, красовался громадный синяк, а само плечо почернело, посинело и страшно ныло. При ходьбе ныли все мышцы. Так всегда бывает после драки — сначала ничего не чувствуешь, а на следующий день все болячки просыпаются.

Я взял кофе и несколько печений и стал слушать. Выступавший был немногословен, предоставив присутствующим больше времени для обсуждения. Желающий высказаться должен был поднять руку.

Минут за пятнадцать до конца Джен подняла руку и заявила, что благодарна судьбе за то, что теперь не пьет. И рассказала, какую огромную роль в ее возвращении к нормальной жизни сыграла ее консультантша, как помогала ей эта замечательная женщина, особенно в те моменты, когда она, Джен, просто не знала, как себя вести и что делать. Впрочем, вдаваться в подробности она не стала. Мне показалось, что она хочет, чтобы я выступил, — какой-то намек на это был в ее последних словах. Но воспользоваться им я не спешил.

И руки не поднял.

После собрания она и еще несколько человек решили пойти куда-нибудь выпить кофе и пригласили меня присоединиться. Но мне надоели и кофе, и компания, и я отказался под каким-то благовидным предлогом.

На улице, прежде чем мы разошлись в разные стороны, она спросила, как я себя чувствую.

Я ответил, что нормально.

— Все еще хочешь выпить?

— Нет, — сказал я.

— Я рада, что ты вчера позвонил.

— Я тоже.

— Вообще всегда звони, Мэттью, слышишь? Хоть среди ночи, понял, в любой момент, когда будет плохо.

— Надеюсь, что не будет.

— Но если вдруг… позвони, ладно?

— Конечно.

— Мэттью… обещай мне…

— Что именно?

— Не пей, сперва не позвонив, ладно?

— Сегодня, во всяком случае, не собираюсь.

— Знаю. Но если вдруг решишь напиться, твердо решишь, сначала позвони, хорошо? Обещаешь?

— О'кей.

В метро, по дороге в центр, я думал о нашем разговоре и решил, что свалял дурака, дав такое опрометчивое обещание. Хотя, с другой стороны, раз это помогло ей почувствовать себя счастливой… Что плохого в том, если женщина будет чувствовать себя счастливой?..

* * *

В гостинице меня ждала вторая записка от Чанса. Я позвонил из вестибюля в его справочную и попросил передать, что вернулся. Купил газету, принес ее в номер и стал читать в ожидании звонка от Чанса.

Новость на первой полосе — пальчики оближешь!.. Некая семейка из Куинса — отец, мать и двое ребятишек — отправилась на прогулку в своем новом, блестящем «мерседесе». Вдруг их догнала какая-то машина, и кто-то выпустил в несчастных две обоймы из автомата, убив всех четверых. При обыске у них на квартире на Восточной восьмой на Ямайке обнаружили большую сумму наличными, а также кокаин. Полиция полагала, что убийство напрямую связано с наркотиками.

Большого ума тут не требовалось.

О парне, которого я оставил лежать в подворотне со сломанными ногами, не было ни слова. Да и не должно было быть. Ведь утренний выпуск уже сверстали, когда мы с ним столкнулись. И вряд ли ему пофартит, что сообщение о его персоне появится в вечернем или завтрашнем выпуске. Вот если бы я убил его, тогда другое дело. Тогда, возможно, о нем и тиснули бы несколько строк. Но кого интересует чернокожий парень с перебитыми ногами?..

Я еще не успел пролистать газету, когда в дверь постучали.

Странно!.. Горничные по воскресеньям — выходные, а те немногие люди, что иногда ко мне заходили, всегда предварительно звонили. Я снял со спинки стула пиджак, достал из кармана револьвер 32-го калибра. Я еще не успел избавиться ни от него, ни от двух ножей, которые отнял у бандита. Подошел к двери, не выпуская револьвера из рук, и спросил, кто там.

— Чанс.

Я опустил револьвер в карман и отпер дверь.

— Вообще-то мне сперва звонят, — сказал я.

— Не хотелось беспокоить портье — он так самозабвенно читал.

— Какая чуткость с вашей стороны!