Восемь обезьян

Надежда хотела уже нажать номер квартиры, но в это время дверь открылась и на улицу вышла темно-коричневая такса. Такса была такая длинная, что выходила несколько минут. Ну, так Надежде, по крайней мере, показалось. Надежда слегка придержала дверь, чтобы таксу не прищемило посредине.

Наконец такса закончилась, и вслед за ней появилась ее хозяйка — девочка лет двенадцати. Девочка вежливо поздоровалась с Надеждой и в свою очередь придержала перед ней дверь.

Надежда поднялась на пятый этаж, подошла к двери нужной квартиры, нажала на звонок…

За дверью раскатилась мелодичная трель, но никто не спешил ее открывать. Вспомнив, что владелец квартиры плохо слышит, Надежда не удивилась. Подождала немножко и позвонила еще. Потом еще раз, сильнее, долго не отпуская палец от кнопки, так что за дверью слышалась уже не мелодичная трель, а тревожный звон. По-прежнему никто и не думал открывать.

И вот что теперь делать? Звонить по телефону? Так у нее и номера нету. Звонить Муське? Она-то чем поможет, если и ответит?

Надежда поборола в себе желание со всего маху шарахнуть в дверь ногой — все-таки первый раз она тут, неудобно перед незнакомым человеком. Вот вечно Муська втягивает ее в неприятности! Сколько раз Надежда зарекалась иметь с ней дело!

Она приложила ухо к двери и услышала, что из квартиры донесся какой-то приглушенный звук — то ли стон, то ли хрип.

Надежда забеспокоилась — человек в этой квартире живет пожилой, мало ли что с ним случилось. Она на всякий случай потянула дверную ручку…

И дверь открылась.

Надежда Лебедева была человек опытный. Она знала, что нельзя входить в чужую квартиру, если ее дверь не заперта. Можно нарваться на большие неприятности.

С другой стороны, за дверью снова раздался какой-то стон.

Не может же она оставить пожилого человека без помощи! Она себе этого не простит!

Надежда решилась. Она осторожно открыла дверь и вошла в прихожую.

И застыла на месте.

Перед ней на полу лежал, раскинув руки, пожилой мужчина с окровавленной головой.

Надежда наклонилась над ним.

Глаза мужчины были полуоткрыты, лицо перекошено от боли, но он хрипло, тяжело дышал и негромко стонал. Именно этот стон Надежда услышала из-за двери.

— Что с вами? — спросила она испуганно.

И тут же поняла, что не могла придумать ничего глупее этого вопроса. Во-первых, мужчина был не в том состоянии, чтобы отвечать на какие-либо вопросы, во-вторых, она и сама видела, что ему разбили голову каким-то тяжелым предметом.

Однако раненый все же отреагировал на ее слова: глаза его чуть шире открылись, и он что-то едва слышно проговорил.

— Что? — переспросила Надежда, склонившись к самым его губам. — Что? Я не расслышала!

— Не… не… ник… — прошелестели губы раненого.

— Что? Племянник?

Рот раненого мучительно скривился, и он повторил:

— Нев… ник…

— Дневник? — скорее догадалась, чем расслышала Надежда, и по тому, как удовлетворенно расслабилось лицо мужчины, поняла, что догадка ее верна. В то же время он из последних сил приподнял левую руку, и Надежда увидела, что в этой руке зажаты несколько смятых желтоватых листков.

Видимо, последние силы раненого ушли на это усилие, и глаза его подернулись бессмысленной пленкой. Он потерял сознание, провалился в беспамятство, из которого мог уже не вернуться.

— Не уходите! Михаил Юрьевич, не теряйте сознания! — вскрикнула Надежда, держа мужчину за руку, пытаясь вытянуть его из беспамятства, как вытаскивают утопающего из проруби, и в то же время свободной рукой нашаривая в кармане свой мобильный телефон. — Не уходите, я здесь, я с вами!

Она удивительно быстро дозвонилась до «Скорой», сбивающимся голосом обрисовала ситуацию. Диспетчер взволновалась, сказала, что бригада приедет очень скоро.

Надежда, по-прежнему не отпуская руку несчастного, нашла рядом на полу сброшенное с вешалки пальто, сложила его валиком и подсунула под голову раненому, хотя понятия не имела, можно ли это делать. Но она представила, как неудобно ему лежать на холодном полу, да еще и голова запрокинута, и подложила пальто.

Она сидела рядом с ним на полу, не отпуская его руку, и непрерывно говорила, как будто ее голос был единственной ниточкой, удерживающей его среди живых.

Наконец в дверь позвонили.

— Входите, не заперто! — крикнула Надежда.

Дверь распахнулась, и в прихожую вошла большая, рослая и плечистая женщина в голубой медицинской униформе, за которой просочился тщедушный мужичок, должно быть, санитар. В прихожей сразу стало тесно, как в метро в час пик.

— Ну, что тут у нас? — спросила огромная женщина громогласным, под стать ее размерам, голосом.

— Вот… — Надежда глазами показала на окровавленную голову хозяина квартиры.

— Муж? — коротко осведомилась врач, озабоченно склоняясь над пострадавшим.

— Нет, я его вообще не знаю… то есть мы с ним о встрече договорились, я приехала — и вот тут такое…

— Вы руку-то отпустите!

Только теперь Надежда поняла, что все еще сжимает правую руку раненого. Она не сразу смогла ее выпустить — ее собственную руку свело судорогой.

— Я его держала, чтобы он… чтобы он не ушел… — начала она оправдываться.