Восемь обезьян

— Винни? — переспросила Надежда Николаевна, уловив в бурном потоке речи доктора наук знакомое слово, напомнившее любимую детскую книгу.

— Ну да, мы назвали его Винсентом, сокращенно — Винни! — произнес Виталий Никитич, ласково погладив маленького шимпанзе по голове. Тот почувствовал, что находится в центре внимания, вытянул губы трубочкой и радостно заухал.

— Да вы посмотрите, посмотрите на его работы! — воскликнул хозяин кабинета. — Это действительно здорово!

Он забегал по кабинету, чуть согнувшись и наклонив голову.

Надежда Николаевна из вежливости подошла к столу и взглянула на лист бумаги.

Его покрывали беспорядочные цветные линии и завитки, на взгляд Надежды, совершенно бессмысленные и некрасивые. Дочка Надежды рисовала что-то подобное, когда ей было полтора года, это называлось каляки-маляки. Однако, чтобы не обидеть юного художника и его взрослого покровителя, она глубокомысленно проговорила:

— Да, конечно, это очень интересно…

— Вы видите? — не унимался ученый. — Вы чувствуете исходящую от этой работы экспрессию? А где же ваш фотограф?

— Фотограф? — удивленно переспросила Надежда. — Какой фотограф? О чем вы говорите?

— Что, вы работаете без фотографа? Вы сами все будете фотографировать?

— Фотографировать? — снова переспросила Надежда, ничего не понимая. — Зачем фотографировать?

— Как зачем? У вас же иллюстрированное издание, значит, вам нужны фотографии самого Винни и его работ…

— Какое издание? О чем вы говорите?

— Но вы же та женщина, о которой говорил Сергей Матвеевич, корреспондент из иллюстрированного журнала, который хотел опубликовать статью о творчестве Винни…

— Нет, я не корреспондент! И я не знаю Сергея Матвеевича! Я вам просто не успела возразить!

— Не корреспондент? — печально проговорил ученый и обратился к своему талантливому воспитаннику: — Ты слышишь, Винни? Оказывается, она не корреспондент!

Винни снова вытянул губы трубочкой и заухал — видимо, это была его реакция на любые новости, как хорошие, так и плохие.

— А тогда кто же вы? — опомнился профессор и нервно почесал обширную лысину.

— Я — знакомая Маши, — ответила Надежда.

— Маши? — переспросил Виталий Никитич. — Какой Маши — из зоологического музея?

— Да нет, вашей Маши! Вашей бывшей жены — Марии Сергеевны Колотун!

— Ах, моей Маши! Что же вы мне сразу не сказали?

— Я первым делом хотела вам сказать, но вы мне и слова не дали вставить…

— Да, извините, со мной такое иногда бывает, я увлекаюсь… ну и как там Маша?

— Неплохо… передает привет Луизе. Но я к вам, собственно, зачем пришла. Помните, Маша когда-то, года три назад, подарила вам обезьянку…

— Обезьянку? — удивился ученый. — Это на нее совсем не похоже. Она боится обезьян, не знаю почему. Это всегда создавало сложности в нашей семейной жизни.

— Не живую. Керамическую. Тогда начинался год Обезьяны, и она думала, что вам это понравится.

— Ах да, действительно! Теперь я вспомнил!

— Так вот, Маша просила вас вернуть ей эту обезьянку, если она еще цела.

— Вернуть? А зачем она ей?

Несмотря на то что Мария советовала ничего не объяснять ее слегка подвинутому на обезьянах бывшему мужу, Надежда выдала домашнюю заготовку.

— Вы понимаете, — проговорила она, — Маша сейчас проходит со своими учениками басню Крылова „Мартышка и очки“, и обезьянка нужна ей в качестве наглядного пособия.

Это объяснение даже самой Надежде показалось неубедительным, но Виталий Никитич заглотил его, как карась наживку.

— Ну, если эта обезьянка нужна Маше для работы, конечно, я ее верну…

Он встал из-за стола и окликнул маленькую шимпанзе (или шимпанзу?), которая качалась на сухом дереве:

— Минни, дай мне, пожалуйста, твою игрушку!

Только сейчас Надежда увидела, что детеныш шимпанзе прижимает к себе лапой керамическую обезьянку. Надежде неловко было отнимать игрушку у детеныша, но другого выхода не было, она должна была довести до конца свое расследование.

— Ты слышишь, что я тебе сказал? Отдай куклу! — строго повторил Виталий Никитич.

Вместо того чтобы послушаться, шимпанзе вытянула губы трубочкой, точно так же, как брат, и издала резкий, визгливый звук, похожий на издевательский смех.

— Минни, ты знаешь, что дразниться некрасиво! — неодобрительно проговорил ученый и погрозил обезьяне пальцем. — Мы с тобой не раз об этом говорили!

Обезьянка отчетливо засмеялась, переложила игрушку в другую лапу и ловко перепрыгнула с дерева на веревочный трап, на котором принялась раскачиваться.

— Не знаю, что с ней сегодня, — извиняющимся тоном произнес Виталий Никитич. — Вообще, Минни очень послушная, ей достаточно сказать один раз. Видимо, сегодня она отчего-то возбудилась…

Минни прижала игрушку к груди и покачала ее, как укачивают ребенка, потом перепрыгнула с лестницы на шкаф, оттуда — на качели и оказалась возле маленькой дверцы, которую Надежда сначала не заметила. Дверца эта была закрыта на задвижку.

— Только не это! — воскликнул Виталий Никитич, бросившись к той же дверце. — Это проход в поведенческую лабораторию… там ее будет очень трудно поймать…

— А она что — умеет открывать задвижку? — удивленно спросила Надежда.

— Еще как! Я сам ее научил!