Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

Сторонники махаяны утверждали, что они во многом превосходят приверженцев тхеравады и тому подобных школ, ссылаясь в первую очередь на свое стремление к эгалитарности. Тхеравада – монашеская традиция. Для ее приверженцев единственным способом достичь нирваны было отдалиться от родных, привычной работы, отказаться от секса и денег, вести аскетическую жизнь монаха или монахини. По этой причине тхераваду иногда называют «монашеским буддизмом»¹⁹. У махаяны тоже есть монашество, но ее приверженцы могли выбирать, отрекаться им от мира или нет. Обычные мужья и жены, подчиненные и начальство выражали свою преданность новым буддам, посещая новые ступы и читая новые писания. И хотя многие из этих мирян довольствовались малой целью, более благоприятным перерождением, некоторые даже начинали рассчитывать на высшую цель – на нирвану, не отказываясь ни от любви, ни от преуспеяния в мире.

Махаянисты обрушивались на тхеравадистов с нападками по многим причинам, но самым мощным ударом стало обвинение предшественников в эгоизме. Тхеравада – это в первую очередь личностное просветление, утверждали махаянисты. Пример для подражания в тхераваде – архат, единственное отличие которого от других людей – мудрость (праджня). И махаянисты критиковали этого архата за самодовольство, своекорыстие и эгоцентризм. Какое право он имел стремиться к духовному самосовершенствованию, когда близкие, которых он оставил, так страдают?

В новых писаниях, которые сами махаянисты приписывали Будде, а их противники называли подделками, махаянисты представили новый пример для подражания – бодхисаттву. Буквально это слово означает «стремящийся к пробуждению», но главная добродетель этого кумира махаяны – сострадание (каруна). Вместо того, чтобы эгоистично сосредоточить усилия на достижении нирваны для себя, бодхисаттва обращает свой обширный кладезь достоинств на пользу другим. «Все страдания в этом мире исходят от стремления к счастью для себя, – писал индийский поэт философ VIII века Шантидева в «Пути бодхисаттвы». – Все счастье в этом мире исходит от стремления к счастью для других»²⁰.

Как и приверженцы джняна-йоги в индуизме, архаты в тхераваде придерживались принципа помощи самому себе. Они считали, что единственный способ достичь религиозной цели – сделать это своими силами. Все это неимоверно осложняло приближение к нирване. В Индии простейший путь бхакти-йоги развился в индуизме в то же время, когда впервые сформировался путь махаяны. В начале нашей эры индуист мог попасть в мокшу не только ценой собственных усилий: если он был предан выбранному божеству, всю тяжелую работу выполняло оно. То же самое справедливо и для махаяны. С появлением бодхисаттв, действующих подобно индуистским божествам, стало возможным достигать нирваны при помощи извне, а не только полагаясь на свои силы: те же результаты давала преданность бодхисаттве, наделенному способностью избавлять от страданий. Поскольку путь в нирвану существенно упростился, миряне стали полноправными членами буддийской общины.

Бодхисаттву обычно изображают тем, кто переживает кризис совести, стоя на пороге нирваны. «Разве я могу войти в нирвану, когда так много других существ страдает?» – вопрошает он. И дает ответ, полный сострадания: «Нет, не могу». И вместо того, чтобы отвергнуть мир, бодхисаттва возвращается в него, пообещав повременить с окончательным переходом в нирвану из сострадания к другим. Это обещание принимает форму клятвы или обета бодхисаттвы. В писаниях приводятся различные варианты текста клятвы, но в ней неизменно содержится здоровая доза мании величия:

Какими бы многочисленными ни были разумные существа,

я клянусь спасти их;
Какими бы неиссякающими ни были страсти, я клянусь искоренить их;

Какими бы необъятными ни были дхармы, я клянусь изучить их;
Какой бы несравненной ни была истина Будды, я клянусь постичь ее²¹.

В попытках объяснить студентам психологию бодхисаттвы, я описываю его как того, кто стоит на крыльце нирваны, придерживает за ручку приоткрытую дверь и машет рукой тем, кто опередил его, отказываясь войти, пока не пропустит вперед себя всех остальных. Вводя время и пространство в ситуацию, выходящую за рамки того и другого, этот образ может вызвать в воображении бесполезное зрелище массового затора и давки в буддийском аналоге райских врат. Однако оно подчеркивает масштабы сострадания, терпения и решимости бод-хисаттвы.