– И третий вариант. Пробраться на лестницу мог любой из присутствующих на судне. Даже вы, господин Манцевич, – он смело повернулся к молчащему секретарю, который удивленно повел бровями и кивнул, давая понять, что оценил выражение почтения. – В моей каюте, например, несложно открыть иллюминатор и выбраться на палубу к ограждению. Всего-то требуется – чуток гибкости. А затем войти с правого борта и незамеченным забраться в холодильную установку. Выволочить тело на ту же сторону, перевалить через фальшборт и проторенной дорожкой вернуться в каюту. Согласны, Манцевич?
– Согласен, – кивнул секретарь, не стирая с лица очень тонкую ухмылку.
– Кроме меня, – фыркнул Феликс. – Помните, как Винни-Пух застрял в норе у кролика? Я, конечно, не Винни-Пух, но… Не пролезу я в эту дырку. Хоть тресни, не пролезу.
– Мы обязательно проведем эксперимент, – улыбнулся Турецкий. – И посмотрим, на что способен человек, когда его обуревает идея фикс.
– Небольшое уточнение, – вкрадчиво произнес Манцевич. – Идея насчет иллюминаторов достойна всяческих похвал. Но в двух каютах конструкция иллюминаторов имеет серьезный дефект. Или, скажем так, особенность. Их устанавливали не так давно, поскольку старые вышли из строя. Внешне новые иллюминаторы похожи на старые. Но у прежних петли располагались с одной стороны, как у обычных окон, и имелась возможность распахнуть иллюминаторы настежь. У двух последних конструкция другая. Имеются две оси – вверху и внизу. При повороте рукоятки сжимается уплотнение, и иллюминатор просто поворачивается. Часть его оказывается снаружи, часть внутри. Конструкция не съемная. Пролезть в такое недоразумение сможет только кошка. Но для проветривания вполне достаточно.
– И один из таких иллюминаторов, следует полагать, в вашей каюте?
– Точно, – ухмыльнулся Манцевич, – а второй у Лаврушиных.
– Забыли про четвертый вариант, – пробормотала Герда. – Ведь где-то по яхте разгуливает призрак Ксении… Хотя вопрос достаточно интересный: зачем призраку Ксении мертвая оболочка Николая?
Она сказала это тихо, но все услышали. Повернули головы, замолчали. Турецкий почувствовал, как спина покрывается мурашками…
Выспаться в эту ночь замороченным пассажирам так и не удалось. Отвергнув все правила деликатности и человеческого общежития, Турецкий расхаживал по каютам и тряс заспанных людей. Меньше всего его волновало, что о нем думают и что говорят. Убийство, пропажа человека, нанесение телесных повреждений (про случай с самим собой он тактично умалчивал), похищение мертвого тела с целью сокрытия улик – события серьезные, он должен выслушать мнения людей, а также их версии собственных перемещений. Он не побоялся вторгнуться к Голицыну, не смутился навестить Лаврушиных. Ольга Андреевна не спала, она в горячке металась по кровати, звала своего сына, а когда над ней склонился Турецкий, она его не узнала, схватила за грудки, тяжело задышала, забормотала неразборчивые слова.
– Не трогайте Оленьку, – умолял Лаврушин, пристраивая на лоб жене мокрый платок. – Ей очень плохо, разве вы не видите?
Женщина была в критическом состоянии. Психологической помощью тут уже не отделаться. Неизвестно, что будет с ней к утру. Лаврушин выглядел подавленным, сломленным, растерянным. Он не имеет ни малейшего понятия, что за темные силы тут витают. За что им такое? Они не провинились ни перед кем, за что Господь насылает на них одну кару за другой? Нет, он не заметил ничего подозрительного. В преддверии ночи он, усовестившись, перестал пить. Три часа во рту ни капли не было! Да, он напуган, голова не варит, строить версии не способен. Он сильно переживает за состояние Оленьки, ей нужен врач, а где его найти в открытом море? Голицын слушать ничего не хочет, ублюдок несчастный! Иван Максимович был недавно у брата, пытался его урезонить. Но тот только ухмыляется, упрямый осел…
Голицын, в самом деле, не хотел ничего слушать.
– Открою вам страшную тайну, Александр Борисович, – сказал он, запинаясь на каждом слове. – Лично я к тому, что происходит на яхте, не имею причастия ни одним боком. Какого бы тогда дьявола я требовал с вас это чертово расследование? Так что, смело оставляйте меня в покое. А над остальными, включая мою жену, измывайтесь, как подскажет вам фантазия.
– Вы не очень ладите со своей женой?
– А вот это тоже не ваше дело, – Голицын пьяно засмеялся. – Вы же у нас проницательный, сами делайте выводы. А меня оставьте в покое.