А что ещё мне остаётся? Токарь всё правильно объяснил Нине: несерьёзные раны мне могут залатать и в местной санчасти. Я должен находиться на грани жизни и смерти – вот тогда меня увезут «на больничку» в срочном порядке. Мне кажется, здоровенный гвоздь в лёгком – это достаточно серьёзно.
Почему я выбрал именно этот вариант? А какой ещё? Ну правда, какой? Перерезать себе вены? Вот что я вам на это скажу: фигня. Фигня полная. Прыщ на заднице – и тот в сто раз опаснее для жизни, чем порезанные вены. Люди здесь «вскрываются» по поводу и без, в знак протеста и с искренним желанием сдохнуть, шутки ради и от отчаяния. И ни один ещё не умер, насколько я помню.
У меня вообще сложилось впечатление, что от этого невозможно умереть.
Я знал одного парня. Выпускник МГУ, работал в какой-то там московской газете. Его посадили за торговлю спайсами. Назовем его Андреем (между нами – это его настоящее имя). Так вот, он три недели копил таблетки, которые ежедневно получал в медицинском кабинете следственного изолятора, а потом разом все их сожрал. Очнулся он через двое суток. Всё его тело с головы до ног было покрыто зелёнкой и лейкопластырями. Когда он спросил, что произошло, ему ответили, что он пытался себя убить. Андрей этого не помнил, но помнил его сокамерник Олег (чисто вымышленное имя, просто я в упор не помню, как его звали). Олег не видел, как Андрей обожрался таблеток, зато он прекрасно видел, что было дальше: бывший журналист разобрал одноразовый бритвенный станок, достал лезвие и стал кромсать себя им как попало: по ногам, рукам, шее, животу. На одном только запястье левой руки он сделал двенадцать порезов. Всю камеру залил кровью.
И лёг спать.
Нет, это мне не подходит.
Таблетки? Ну, сделают мне промывание, и дело с концом. Да и нет у меня с собой никаких таблеток.
Ещё можно «крестов» наглотаться. Берёшь пару небольших гвоздей, связываешь их ниткой крест-накрест и проглатываешь. Но, во-первых, эта мысль только сейчас пришла мне на ум, поэтому «креста» у меня с собой нет, и сделать мне его не из чего. А во-вторых, подобный план ничем не лучше моего; такой же безумный и опасный. Потом, опять же, пока рентген (на слово они ведь мне не поверят), а это – время. А у меня его нет. Мне надо валить отсюда.