Восемнадцать капсул красного цвета

И еще почему-то вспомнилось: когда они покидали Макеевку, Молинов, взглянув на груду трупов, валяющихся возле дома, сказал:

— До сих пор не верится, что когда-то твари были обычными людьми. Вернее, те, от которых эти и произошли.

* * *

— Глеб — приподнявшись на локте, прошептала Настя, ласковым движением взъерошив ему волосы. — Знаешь, мне ни…

Он успел прижать девушку к себе, нашел ее губы своими, чтобы заставить надолго замолчать.

«Промолчи, пожалуйста, не говори. Если ты сейчас скажешь — „мне никогда ни с кем не бывало так хорошо“ — я тебе поверю. И дело не в том, что уже слышал такое. Просто мне не хотелось бы услышать это именно от тебя. От кого угодно, только не от тебя. Казалось бы, с чего? Для кого-то первым был я, кто-то был первым у тебя. И все равно будет больно только при одном упоминании об этом. Так что ты промолчи, я даже не прошу тебя, умоляю».

Наконец Глеб от нее оторвался. Настя положила голову ему на плечо, закинула на него руку и согнутую в коленке ногу.

— Знаешь, Глеб, — вновь начала девушка, и Чужинов невольно напрягся: сейчас она все же скажет. — Мне никак не понять: откуда у тебя столько нежности? С виду — этакий кремень, и сам, куда ни ткнешь, — весь железный.

Глеб пожал плечами: наверное, потому, что никогда прежде ни одна девушка не волновала ему так сильно.

Где-то над их головами, на верхушке дерева, вскрикнула ночная птица, и Настя прижалась к нему еще крепче. Глеб поцеловал ее куда-то в висок, успокаивая, вынул из спального мешка руку, чтобы убедиться: автомат никуда не делся, и по-прежнему находится рядом.

Слушая ее ровное дыхание, Чужинов было подумал, что девушка уснула, когда Настя неожиданно задала вопрос:

— Глеб, а будь все по-другому, если бы не произошло всего того, что произошло, ты бы взял меня замуж?

Замуж, говоришь? А сама бы ты за меня пошла? Дочь Павла Андреевича и Ларисы Сергеевны Гриневых, крупного предпринимателя и замглавы администрации области? Тогда, когда мир еще не рухнул, и в ходу были совсем другие ценности? Когда считалось, что женщина должна быть сильной и самостоятельной, и в этом ей мужчина не помощник? Когда быть сильной ей было просто: ее защищали полиция, закон и, не в меньшей степени, нужные знакомства? Замуж за того, у которого ни родственников, ни образования и будущее непонятно?

Нет, он твердо знал, чего хотел, и непременно добился бы цели, но когда бы это произошло? К тому времени, возможно, ты давно была бы замужем за человеком из своего круга и мамой одного, а то и двух малышей.

«Цинично размышляю? — усмехнулся Глеб. — А в чем я не прав? Возможно, мы и встречались бы какое-то время, но вряд ли у наших встреч были бы какие-нибудь перспективы. Вообще-то ты должна сейчас отдыхать на одном из чудесных тропических островов, которые я только на картинке и видел, но так уж случилось, что согласилась поехать с сокурсниками».

Настя ждала ответа, и Глеб не стал с ним задерживаться:

— Конечно, любимая, — сказал он то, во что искренне верил. Затем тихо, на самое ухо добавил:

Нас венчали не в церкви,
Не в венцах, ни с свечами,
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных.
Венчала нас полночь
Средь мрачного бора,
Свидетели были —
Туманное небо да тусклые звезды…

«Разве что небо далеко не туманное, и звезды, как им и положено в августе, на редкость крупные и яркие. А так все сходится, даже сосновый бор», — вновь усмехнулся Глеб.

— Так ты еще и стихи пишешь? — удивилась Настя.

— Это не мои — Окуджава.

Вообще-то были у него и свои, но никто их никогда не видел и не слышал, и вряд ли это произойдет в дальнейшем.

— Ну и слава богу, иначе бы я совсем от тебя с ума сошла, — намеренно облегченно выдохнула девушка. После чего, поцеловав его в щеку, добавила:

— Хотя тут и без стихов чокнуться можно…

* * *

— Ну так что, — обвел взглядом всех семерых Глеб. — Будем и дальше шутки шутить или все же поверите мне на слово?

Все смотрели не на него — на тварь, лежащую наполовину в воде. Даже сейчас, мертвая, она выглядела так, что самые жуткие ночные кошмары по сравнению с ней казались мультяшными монстрами.

Глеб взглянул вслед за ними и увидел в стороне, на камне, застывшего Егора, смотревшего куда-то вдаль.

— Ты чего? — приблизившись, поинтересовался он.

— Глеб, я струсил, — признался тот. — Даже глаза открыть не смог, когда стрелял. И все они, наверное, видели.

— Да ты что?! — Чужинов сделал вид, что удивился. — А как же ты в глаз ему угодил?

Опасений, что мальчишка уличит его во лжи, у Глеба не было: семьдесят граммов свинцовой картечи разворотили морду твари на совесть.

— Так я в него попал?! — Егор даже обрадовался. — Нет, правда?

— Один раз точно, — уверил его Глеб. — Может и больше, не до того было, не видел. И вообще пойдем, мне потребуется твоя помощь.

Когда они вернулись к остальным, первым, что его встретило, было:

— Что будем делать, Глеб?