Шли они, останавливаясь привалом на четверть часа, каждые сорок пять минут. Все продумано задолго до них, и оставалось только следовать наставлениям знающих людей. Быстрого темпа Глеб не задавал, но и прогулочным их шаг назвать было трудно.
После третьего привала, когда стоило уж задуматься и о более продолжительном отдыхе, они вышли на лесную дорогу. Обычная дорога, таких в любом лесу тьма: не то чтобы наезженная, но и не с заросшей травой по пояс колеей.
Когда они на нее вышли, их и окликнул невидимый голос, показавшийся Чужинову визглявым:
— А ну-ка всем стоять, бояться, деньги не прятать! — и вслед за этим, когда девушки испугано взвизгнули, довольный смех. — Гы-гы-гы.
С противоположной стороны дороги, из-за деревьев, показались четыре человека. Глеб даже сплевывать от злости не стал: попробуй, услышь притаившихся в густом ельнике, когда шума от них самих столько, слово от стада муфлонов, несущихся галопом на водопой. Почему именно муфлонов — Чужинов и сам понять не смог, но сравнение ему понравилось.
Перед выходом Глеб проинструктировал всех, причем, несмотря на не совсем довольные взгляды некоторых, повторив свой инструктаж дважды.
«На поваленные стволы деревьев ни в коем случае не наступать. Если невозможно перешагнуть — пригнуться и пролезть под ними, не получается — обойти стороной. Внимательно следить за ветками, чтобы они не хлестнули по глазам идущего сзади. Идти цепочкой, не разбредаться, и самое главное — не шуметь».
Без толку. Ор, конечно, на весь лес не стоял, но слышно их было за версту, одно только ойканье девчонок чего стоило. И чего удивительного в том, что их услышали издалека и теперь поджидали? Хуже всего, увидев просвет между деревьев, цепочка сразу же превратилась в пусть и небольшую, но толпу, Глеб даже поморщился. Именно так на дорогу и вышли, чтобы нарваться на этих четверых.
Эта четверка не понравились Чужинову с первого взгляда. И тем больше, что двое из них были вооружены. У одного в руке чернел кургузый «Макаров», сто к одному, что боевой, а не газовый или травмат. И у второго, к бабушке Пелагее не ходить — главного, целый автомат.
Автомат Калашникова, конечно же: на партизана, чтобы в его руках оказался «Шмайссер», или, если правильно — МП-40, главарь явно не тянул. Те должны быть в лихо заломленной набок папахе с перечеркивающей ее красной полоской и в туго перетянутом ремнем ватнике. Или, по случаю лета, гимнастерке.
Этот же был облачен в высокие кроссовки, спортивное трико с белыми лампасами, жилетку с множеством карманов, и в бейсболку с гордой надписью «Чикаго Буллз». Он и сам походил на быка: широкий, с мощной шеей и наглыми, навыкате глазами.
Остальные были выше его и ниже, небритее и волосатей, или наоборот, но этот выглядел старше всех — лет под сорок. Окликнул точно не он — визглявый голос к его комплекции никак не подходил.
— Куда путь держите? — как будто бы нейтрально поинтересовался главный из повстречавшихся им людей.
Глеб сделал шаг вперед, чтобы ответить, когда его опередил Андрей:
— Вы знаете, что произошло? Что вообще происходит?
— Не без того, — туманно ответил тот.
— Ты лукани, Гриш, какие телки у них клевые! — вмешался в их разговор другой, тот, что с пистолетом, и даже губами причмокнул, якобы от восхищения. Вот у него точно голос был тем самым — тонким, на грани визга.
— Вижу Сань, вижу, — откликнулся старший, надо полагать — Григорий, не поворачиваясь в его сторону, а напротив, поведя стволом вдоль застывших на месте людей. Автомат он держал не вполне профессионально, но много ли ума надо, чтобы попасть, стреляя в упор?
— А ты, — обратился к Глебу, — ружьецо то отдай. Кощей, забери-ка у него ствол.
Чужинов на его взгляд кивнул: нет проблем, и скинул ружье с плеча так, что оно повисло на ремне на сгибе локтя — забирайте.
Тот, кого назвали Кощеем, совсем не был худ. Напротив, имел пухлые щеки, второй подбородок, а живот у него нависал над брючным ремнем. Кощей сделал пару шагов вперед, ухватился за ружье, потянул его на себя, когда со стороны донесся гневный крик.
— Руки убрал, козлина! — и оба они невольно взглянули туда.
Кричала Альбина. Незнакомец с пистолетом, главный назвал его Саньком, прижал девушку спиной к себе, и мял ее грудь, напоказ жмурясь от удовольствия. Вторую руку, вооруженную, он направил на Игоря Веснина.
— Отпусти ее, тварь! — ростом выше на три головы и в два раза шире, Игорь шагнул вперед.
Чужинов взвыл внутри: «Остановись! Не провоцируй его! И не мешай».
У обычного человека пистолет, да и вообще огнестрельное оружие, не вызывает столько боязни, сколько обычный нож. Ведь именно с ножом связан у него весь опыт: все им резались, чувствовали боль, и потому в чужих руках он смотрится куда страшнее. Игорь не был исключением, шагнув на пистолет.
«Пора, иначе могу не успеть», — решил Глеб.
Кощей начал поворачиваться к Глебу, потянув на себя ружье. Чужинов помог, распрямив руку, заодно сделав скользящий шаг вперед, чтобы вонзить большой палец в глаз. А когда от удара тот запрокинул голову назад, ребро левой ладони Глеб угодило точно, куда он и метил: под кадык.