Восемнадцатое мгновение весны

Люси протянула ему конверт. Он молча распечатал письмо, быстро его прочитал, улыбнулся и сказал:

– Послушай, что мне пишут.

«Дорогой друг! – начал он негромко читать. – Шлем вам сердечный привет, наилучшие пожелания и просим вас быть спокойным и твердым. В нашей связи с вами могут быть, разумеется, трудности и неточности, но вы никогда не должны огорчаться из-за этого. Мы постоянно о вас думаем и с нашей стороны сделаем все, чтобы ваша работа была по возможности плодотворнее и регулярнее.

Ваши материалы ценные, и мы уверены, что вы ничего не упускаете, чтобы давать нам еще больше. Продолжайте работать смелее и с большей уверенностью. Берегите свое здоровье. Еще раз желаем вам счастья. С сердечным приветом. Ваши друзья».

– Вот видишь, это писал Ярослав, я уверен! Все это в полной мере касается и тебя!

Он, видимо, ожидал, что она тоже обрадуется этому письму, подумал, что она вскинет на него глаза, сияющие восторгом, и они вместе порадуются.

Однако этого не случилось. Более того, Люси стала вести себя сдержанно, даже замкнуто. «Ничего не скажешь, она мастерски умеет отравить любую радость», – подумал он, но вслух ничего не сказал.

А для него это письмо было очень важным: по существу, Центр благодарил его за стойкость и самоотверженность, проявленную им, да и Люси тоже, когда Александр, их не предупредив, внезапно выехал в Москву, да еще там задержался.

И вот лишь теперь, в ноябре 1938 года, все участники разведывательной группы опять заняли свои боевые посты.

Но Люси все та же. Она с ним мила, мирилась с его настроениями, даже бывала предупредительной, не высказывала при этом никаких упреков. Ее поведение порой просто бесило Вилли. При всей своей смелости и многоопытности в отношениях с женщинами на этот раз он испытывал неуверенность. Ему хотелось, чтобы она сама сделала первый шаг или хотя бы как-то намекнула ему, но ничего подобного она не совершала. «Очевидно, ее удовлетворяют наши теперешние отношения, – размышлял он. – Я ведь чувствую, что она тоже ко мне неравнодушна, но пойти на близость, принадлежать мне не решается. За всей ее ласковостью и дружелюбием скрывается недоверие и осторожность. Возможно, это оттого, что она не немка, а может, причина этого – работа, которая нас связывает».

Между тем их сотрудничество шло свои чередом. Однажды, не удержавшись, он спросил ее напрямик:

– Ты веришь мне? – голос его звучал вызывающе. – Ты веришь, что как бы ни сложились обстоятельства, я никогда тебя не подведу?

«Что я люблю тебя», – чуть не сорвалось у него с языка.

Но лишь чуть печальная улыбка озарила ее лицо.

– Не знаю, – неуверенно проговорила она своим мелодичным голосом, который так его всегда волновал, и тон, которым она произнесла эти два слова, усталый, уклончивый, остудил его пыл сразу и бесповоротно.

– Но ты же сама видишь, – больше по инерции настаивал он. – Я рискую так же, как и ты. В этой обстановке мы можем полагаться только на себя, значит, должны быть едины во всем!

– Не в этом дело, – отмахнулась она. – Суть не в том. – Сделав небольшую паузу, она решительно заключила: – Там, где начинается близость между мужчиной и женщиной, там кончается серьезная работа. Обстановка не позволяет нарушать правила.

А еще через мгновение добавила:

– Не смотри так на меня. Довольствуйся тем, что я принимаю тебя таким, какой ты есть. – И не без горечи добавила: – Я тоже вынуждена этим довольствоваться. Так сложилась наша жизнь…

Весна выдалась необыкновенно теплая, распустилась сирень, в цветочных магазинах появились первые цветы.

В воскресенье Вилли встал пораньше, позавтракал и собрался за город, намереваясь заняться мелкими хозяйственными делами на участке своего загородного домика. Маргарет уже вышла: надо было купить продукты, чтобы успеть к его отъезду приготовить ему чай и бутерброды.

В прихожей раздался звонок. Вилли подумал, что это звонит жена, поскольку забыла дома ключи, и не спеша направился к двери.

– Ты?! – удивленно вырвалось у него, когда, открыв дверь, он увидел на лестничной площадке Эрнста Кура. – Откуда ты здесь появился?

Они не виделись уже несколько лет, и внезапное появление Эрнста ничего хорошего не сулило.

– Можно войти? – неуверенно спросил Эрнст.

Вилли молча отступил вглубь прихожей. Он сразу же заметил, как сильно изменился Эрнст: постарел, держался неуверенно и как-то робко.

Они вошли в комнату и едва присели за стол, как Эрнст спросил:

– Как поживают твои друзья? Ты с ними видишься?

Вилли внимательно посмотрел на него и процедил сквозь зубы:

– Друзья?.. – он помедлил и тяжело вздохнул: – Друзья… Кого же ты имеешь в виду?

Тон, которым он произнес слово «друзья», и его выражение лица заставили Эрнста подавить желание задавать множество вопросов. После некоторого колебания он все-таки решился:

– Ну хотя бы Карла, с которым мы оба работали. Ты с ним встречаешься?

Вилли не ответил, потом он поднялся и направился в кухню, чтобы приготовить Эрнсту что-нибудь перекусить. «Тоже мне, друг, – подумал он, нарезая хлеб для бутербродов. – Хотя бы поинтересовался моим здоровьем или здоровьем Маргарет».